— Что такое феминизм, где он зародился и как попал к нам?

Если совсем кратко, феминизм — это борьба за права женщин. Если традиционное общество строится на патриархальном укладе:  мужчина — глава семьи, вокруг него — жена, дети; то феминизм говорит:  «нет, все равны». Мы хотим быть, как мужчины; хотим иметь право голосовать, право работать, как мужчины; делать карьеру, как мужчины и т.д.

В сущности, феминизм – это революционная теория, и берет он начало в революционной эпохе – эпохе Возрождения, когда начинает меняться традиционный мир, отношение к Богу, отношение к миру, отношение к женщине.  «Декамерон» Боккаччо прекрасно иллюстрирует все эти изменения.

Вообще, всякая революция начинается с женщины, которая сильно подвержена внушению, чувственна, фанатична и алогична. Это  очень хорошо поняли кальвинистские проповедники, когда готовили английскую революцию. Женщина  легко поддается внушению (особенно, если проповедник красив), и максимально быстро и широко способна разнести информацию. Убедил одну женщину, скоро вся женская половины деревни судачит, и вот уже – вся округа твоя.

Во время французской революции «иконой»  восставшего народа  стала уличная девка с оголенной грудью на баррикадах.  А уже в виде социально-политического движения феминизм становится реальностью  конца 19-го  —  начала  20-го века: женские курсы, суфражистки.

— Это пришло к нам с Запада?

Ну, конечно, это же революционная, прогрессистская идеология. К нам феминизм начинает проникать в конце 19-го века, всё те же курсистки-суфражистки.  А радикальный феминизм,  тогда он еще не был радикальным в нынешнем понимании, это был марксистский феминизм, завоевывает Россию с большевистской революцией.

— Что это такое — марксистский феминизм?

Марксистская теория говорит, что всякой новой общественной формации соответствует своя культура, которую творит правящий класс. Например, буржуазному миру соответствует буржуазная семья. Но приходит пролетарий, новый гегемон, новый, так сказать, мессия и творит новую культуру. На деле это означает, что вся прежняя традиция,  мораль, прежние общественные отношения должны быть отброшены. И вот товарищи Троцкий, Коллонтай начинают творить всё новое: все эти прекрасные теории «стакана воды», общество «Долой стыд» — голые демонстрации по центру столиц, обобществление женщин и т.д.

На законодательном уровне — это разрешение абортов и гомосексуализма,  здесь мы обогнали всё прогрессивное человечество лет на пятьдесят. Т.е. традиционная семья объявляется буржуазным пережитком, а сексуальная энергия становится энергией революционного разрушения; опять же, на полстолетия раньше «сексуальной революции» 60-х в США.

— Но это ведь у нас развивалось не очень долго?

Да, к 1924-25-ому году ажиотаж уже стих. Стало понятно, что мировая революция терпит крах, то есть,  идея Троцкого использовать русский народ в качестве пучка соломы, который следует зажечь и бросить на запад, чтобы разжечь мировой пожар, и выжечь всю Европу.

Стало понятно, что социализм придется строить в одной стране, а значит революционный хаос, все эти вихри сексуальной энергии, которые выпустили на свободу, надо загонять обратно. Ибо хаос – плохой фундамент для строительства.

Луначарский выступает со статьями, критикующими все эти теории «стакана воды», и сексуальную революцию быстро сворачивают. При Сталине вновь вводятся уголовные статьи за гомосексуализм, семья вновь объявляется ячейкой общества. В общем, идет возвращение к консервативным нормам.

— А как на Западе это явление развивалось?

Дело в том, что этот огонь сексуальной свободы (а сексуальная  революция, ЛГБТ, феминизм — они все в одной упряжке, и где поднимается одна голова – там тут же и другая) уже не затухал. От большевистской России он сначала перекинулся в красную Венгрию, где тов. Белла Кун и Дьердь Лёвингер Лукач вводили секспросвет и прочие прогрессивные вещи.  А когда большевикам свернули шею в Венгрии, — перешёл в Веймарскую Германию. Где идейные товарищи Лукача открывают марксистский социологический институт во Франкфурте и начинают разрабатывать теории, которые уже в 60-е гг. полыхнут в США и Западной Европе в виде, так называемой,  молодежной и сексуальной революции. «Секс, наркотики, рок-н-ролл», «Делай любовь, а не войну» — это все концепты, придуманные и разработанные Франкфуртской школой, тов. Хоркхаймером, Адорно, Маркузе – этими «иконами» революции 60-х.

— Это всё тоже большевики?

Необольшевики. Если Маркс и Энгельс говорили, что для победы нового мира надо разрушить старое государство, то эти новые марксисты говорили, что разрушить старое государство мало, нужно разрушить старого человека. То есть, прежде всего, истребить белого гетеросексуального, патриархального мужчину, который и есть в их понимании источник «фашизма». Значит, чтобы «фашизм» никогда больше не мог встать на дороге прогресса, надо уничтожить его источник – мужчину, воспитанного христианской церковью и римской цивилизацией. Для этого «франкфуртцы» взяли марксизм, скрестили его с фрейдизмом и из получившейся взрывной гремучей смеси стали изготавливать свои «ментальные бомбы».

В 1933-м году, когда к власти в Германии пришли национал-социалисты, франкфуртцы были вышвырнуты из страны, и  в большинстве своем осели в США, где и написали основной корпус своих книг, и в 1960-х всё это рвануло.

А надо сказать, что еще в 30-50-ые годы США были очень консервативной страной. За гомосексуализм – уголовная статья, не говоря уж об абортах. Семья – это было святое для американца (в малоэтажной Америке это и сегодня так).

Но в начале 60-х годов всё приходит в движение и все эти теории вдруг пошли снежной лавиной: молодежная революция, сексуальная революция, движение ЛГБТ, радикальный феминизм, новые левые и т.д., и т.п. Это была мощная фронтальная атака на консервативный мир, и, конечно, не только «франкфуртцы» в этом участвовали. Вся центральная пресса, все главные университетские кафедры, весь Голливуд, весь шоу-бизнес, вся культурная элита Нью-Йорка и Калифорнии были захвачены в это время леволиберальной идеологией.

— И пик всего этого пришелся на 70-ые годы?

Да, в 70-ые они уже пожинали плоды: 20 млн наркозависимых по всей Америке, расцвет порноиндустрии, легализация гомосексуализма, легализация абортов, ЛГБТ-движение и радикальный феминизм. Всё это было направлено на распад традиционной семьи, на то, чтобы белые перестали рожать.

В 1965-м г. был принят новый закон о миграции, с которым в Америку хлынул поток цветных мигрантов, и сегодня Америка пожинает демографическую катастрофу. Пройдет еще 10-20 лет, и цветных в стране станет большинство, а цветные голосуют за Демократическую партию, которая является форпостом всех леволиберальных движений, которые говорят: история белых – зло, христианская цивилизация – зло, традиционная семья – зло…

— И эта идеология стала ведущей?

Абсолютно ведущей. Это по сути и есть идеология глобализма: политкорректность, мультикультурализм, защита меньшинств, радикальный феминизм – всё то, что обратной своей стороной имеет уничтожение традиционного мира и истребление белого мужчины, как носителя христианского гена. А феминизм венчает эту идеологию. В сущности, Европа переживает сегодня примерно то, что и сто лет назад: попытку большевистского захвата, только под другими немного знаменами – уже не красно-звездными, а радужными и феминистскими.

—  А радикальный феминизм отличается от либерального?

Нужно, конечно же, определится с терминологией. Радикальный феминизм в узком смысле (радфем) –  это достаточно маргинальное явление. Это группки таких совершенно сумасшедших женщин, оголтелых ведьм, у которых свой фольклор, свой язык обсценный, тоже на грани истерики. Самое мягкое определение мужчин на этом языке — «мизогинные твари», и тому подобное. То есть, если классический феминизм  —  это «хотим быть как мужчины», то радфем — это «истребить всех мужчин». С одной стороны, это, конечно, клиника. Но с другой – часть революционного процесса. То есть, радфем – это истребительный отряд, авангард, идущий впереди не столь быстро текущего, более инерционного процесса. Но это единый процесс.

— Воинствующий феминизм?

Да, воинствующий феминизм — это более широкое определение. И если Радфем – это фрики, обезьянки такие диковинные, которые сами по себе, может и не так опасны, поскольку их мало, то воинствующая феминистическая идеология в целом довлеет в сегодняшнем мире, становятся чётким маркером процесса.

— То есть эти меньшинства, они уже по идее становятся большинством?

Да, они сегодня по сути и занимают место «нового пролетариата». Маркс говорил о пролетариате, как некоем новом мессии-гегемоне. Но с тех пор классический марксизм трансформировался в марксо-фрейдизм,  «новым мессией» которого и стали все эти сексуальные и расовые меньшинства, фрики, маргиналы, всевозможные перверсии, половые извращения, психические отклонения, различные альтернативно одарённые, которые, как левые говорят, должны смести, наконец, этот ужасный шовинистический миропорядок белых мужчин и тогда всем будет хорошо: все будут равны, все будут ходить большой гурьбой на гей-парады и радоваться жизни.

— А как же наши зюгановцы, например, они же против гей-парадов?

— Да, и в Европе есть ещё старые левые, такие упертые сталинисты, которые придерживаются более консервативных взглядов. И наши традиционные коммунисты – зюгановцы,  они, например, такие. Но вся новая поросль левых насквозь поражена фрейдизмом. И весь неолиберализм тоже. Этот «алхимический брак» новых левых с либерализмом – детище 60-х, и сегодня это уже ничем практически неотличимые идеологии.

— То, что называется цветная революция? Или даже — цветной необольшевизм?

Да, цветной необольшевизм – удачное определение. Кстати сам Фрейд никогда особо и не скрывал, что его целью является «борьба с Римом», так он это называл. А под «Римом» он понимал — Католическую церковь и традиционную христианскую государственность. Сам же себя любил ассоциировать с Ганнибалом, был такой карфагенский военачальник, воевавший с Римом.  А позднее, окончательно проникшись мессианским сознанием, называл себя новым Моисеем. То есть, всю эту идеологию, выросшую из марксизма, фрейдизма и либерализма,  можно для простоты назвать идеологией нового Карфагена. Идеологией, непосредственной целью которой является уничтожение традиционной Римско-христианской цивилизации.

— Как же получилось, что эта международная сеть принуждает правительства принимать написанные ими законы? Как они добрались до России, через какие ходы, какие лазейки проникли в Госдуму, во власть и теперь диктуют нам свои законы? В частности, вот этот закон о СБН, который стоит очень остро на повестке дня, и за которым стоят все эти феминистские движения?

Ну, если мы думаем, что это вот такие пронырливые партизаны, которые нашли лазейки, чтобы проникнуть в нашу Госдуму и контрабандой протащили туда свой подрывной закон, то мы, увы, очень и очень заблуждаемся. Дела на самом деле обстоят гораздо хуже, и партизаны в данном случае, — это, скорее мы, те, кто пытается стоять на пути этой идущей на нас лавины. Нет, там не лазейки, там зияющие дыры повсюду. Мы живем на руинах сегодня по сути. В в конце 80-х –начале 90-х СССР ломали также, как в 60-е ломали консервативную Америку. И если в 2000-х мы слепили из того, что осталось, что-то похожее на государство, то это еще очень слабая защита. Его не так уж трудно добить. И закон о СБН – та самая взрывчатка, предназначенная для взрыва остатков нашей государственности.

Но не надо конечно думать, что только феминистки за этим стоят. Это вся идеология глобализма, вся мировая олигархическая пирамида. Это конвенции ООН, ЕС, которые мы ратифицируем на высшем уровне. Это МВФ, «Открытое общество» и прочие всемирные фонды, которые увязывают свои транши с принятием подобных законов и финансируют их лобби. Это либеральные СМИ, телеканалы, университетские кафедры, правозащитные, общественные организации, благотворительные фонды, которое полностью находятся в руках этих людей, ведущих подрывную работу против государства на его же деньги, получая за это бесконечные государственные премии и т.д.

— Но они же питаются не из нашего бюджета, их подкармливают оттуда?

И да, и нет. Один маленький пример. Вот г-жа Альшанская, президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам».  Помимо того, что эта дама развозит детишкам-сиротам памперсы, она заседает во всех возможных комитетах, выступая за закон о СБН, за изъятие детей, и устранение из семей “плохих родителей”. Она заседает в Общественной Палате, в “Комиссии по защите семьи”, 5 из 8-ми членов которой выступают за закон о СБН; она занимается распределением Президентских Грантов для социальных НКО, и даже вошла в комитет по внесению поправок в Конституцию. Но главная её деятельность – создание целой сети подобных «благотворительных структур» по все стране. Она бесконечно летает в Лондон, у ее два или три гражданства. А главный спонсор её деятельности — британский фонд КАФ (CAF), финансируемый МИД Британии. Только в 2018 году она истратила на свою деятельность, по данным Минюста, 3,3 млрд руб. Это и иностранные, и благотворительные, и бюджетные деньги – вот типичное лицо нашей «благотворительности», нашего «общественного движения», нашего «гражданского общества». Это не радикальная феминистка, это человек, обласканный властью.

А вот другой пример – сенатор Совета Федерации г-жа Лахова, которая занимается  разработкой закона о СБН в высшей палате нашего Парламента, поддерживает программы секспросвета в школах, идею введения “социальных участковых” (слежки над каждой семьей). Возглавляет наблюдательный совет Фонда Президентских Грантов, распределяющего финансирование для НКО. Это отнюдь не ужасная радикальная феминистка, но скромный сенатор СФ, глава «Союза Женщин России». Вот так примерно обстоят у нас сегодня дела. Поэтому, какие уж там лазейки!

— Почему именно закон о СБН оказался так принципиально важен для них?

Закон о СБН родился не вчера. Его начало лежит в конвенции ООН 1979 года о «равенстве женщин», ратифицированной брежневским СССР, в стамбульской конвенции 2011 года, не ратифицированной, кажется, из евразийских стран, только нами и Азербайджаном. Именно на основе последней конвенции пишутся законы, подобные нашему закону о СБН, принятые уже в большинстве стран Европы.

— Почему же они на нас так давят, если мы не подписали?

Посмотрите, весь 20-ый век они потратили на то, чтобы уничтожить традиционный мир (четыре традиционные империи были уничтожены, в результате Первой мировой), традиционную государственность. Сегодня страны, сохраняющие остаток суверенитета, можно по пальцам пересчитать: США. Россия, Китай, Иран… Государственного суверенитета больше нет, только на уровне семьи. И у семьи остается еще слишком много возможности воспитать детей, например, христианами, или в любви к своей Родине.  Т.е., пока жива традиционная семья,  –  европейская,  русская, немецкая, французская, испанская, американская,  — до тех пор неолиберальная идеология не может праздновать окончательную победу.

— Как же нам от нее защититься?

Ну, если декларируемый консерватизм нашей власти не просто слова – надежда есть. Вот сейчас Путин инициировал поправки к Конституции, которые отстаивают суверенитет страны. Это может стать определенным заслоном на пути подобных законов.

Второй момент: у нас есть Православная церковь – крупнейшая общественная организация страны. Почему она не занимается в полном объеме благотворительностью, а отдала эту деятельность на откуп фактически враждебным государству силам? Может быть стоит Церкви подняться широким фронтом?

Ну и, наконец, консолидироваться нужно патриотам. Причём не только клеймить всех этих феминисток, либералов, но и предлагать свои альтернативные проекты.

Сегодня у нас в стране действуют, на самом деле, очень феминистские законы. У нас женщина, если она расторгает брак, получает все преференции, мужчина же просто выбрасывается вон, и имеет право только платить алименты. И законы эти становятся всё более либеральными. Собственно это именно то, чего добиваются феминистки.

Но чтобы сохранить семью, необходимо возвращаться к традиционной патриархальной схеме: мужчина — глава. И существование здоровой полной семьи ставить во главу угла.

Что это значит? Что мужчина должен получать зарплату с учетом того, что должен кормить семью, а женщина – субсидии на воспитание детей. Сегодняшний пресловутый «материнский капитал» — это полумеры. Он конечно хорош, за неимением лучшего, но по сути – лишь развращает женщин. «Я возьму капитал, выкину мужа из его квартиры, зачем мне семья?» – такому образу мыслей, по сути, потакает государство своими законами. Законы же должны быть направлены на то, чтобы женщине выгодно было создавать семью, а не разрушать её. Традиционная схема, когда мужчина работает, а женщина созидает дом, воспитывает детей, она конечно разумнее. Если женщина хочет делать карьеру – пусть делает. Но подавляющее большинство женщин хотят совершенно иного. Они хотят семейного уюта, прежде всего, сильного мужчину рядом. И лишь когда мы вернемся к этой классической схеме, либеральная идеология потерпит крах. Если же мы будем, как сегодня, держаться полумер, то нас рано или поздно раздавят.

Сегодня весь традиционный мир, который сохраняет способность к сопротивлению, это: Путин в России, Трамп в Америке, отчасти Китай, Индия, да аятоллы в Иране. Этого, конечно же, слишком мало, но при энергичном и умном сопротивлении всё ещё можно изменить. И Россия способна стать форпостом консервативного мира, к которому будут тянуться и другие страны, люди, семьи, которые не захотят быть раздавленными тоталитарным молотом неолиберализма.

Вся эта история с законом о СБН уже консолидировала наши патриотические силы. Хотелось бы, чтобы эта энергия не пропала даром, чтобы она кристаллизовалась, наконец, в новую консервативную концепцию. «Сильной независимой стране – полная семья» — чем не актуальная национальная идея сегодня с актуальной же и понятной целью: мы хотим построить нормальный, человечный мир, где государство – не груда камней, а дом для народа, а семья – полноценная и уникальная ячейка общества.

Над интервью работала Анна Бударина

 

Источник