В Новосибирск приехал Шнуров. Как говорится, дождались. Но я не об этом событии хочу сказать. Начну вот с чего. Буквально на днях наш прихожанин Ю.А. принес мне вот такое письмо, что оказалось весьма своевременным. Давайте прочитаем его внимательно.

«Уважаемый Ю.А.!

…..

Ю. А., я разделяю Вашу позицию относительно неприемлемости использования нецензурной брани в средствах массовой информации и в общественных учреждениях. Однако с точки зрения лингвиста мат — это неотъемлемая часть языка. Табуированная лексика существует и несёт свою функцию в языке. Специалист, изучающий язык, не вправе запретить ее или игнорировать. Специалист обязан изучать все, что есть в изучаемом предмете, нравится ему это или не нравится. Поэтому, хоть я сама и не пользуюсь этим языком, мне интересны все исследования по истории и применению табуированной лексики в разных языках. То же самое могу сказать и о творчестве Сергея Шнурова: он может нравиться или не нравиться, но он существует как явление современной российской культуры, и то, что его творчество довольно широко востребовано, является показателем состояния общества, а не показателем его испорченности. Сам он говорит, что мат для него – не цель, а средство передачи информации. Конечно, можно жаловаться, запрещать, подавать в суд, но это скорее вызовет к подобному творчеству повышенный интерес. С другой стороны, ведь С.Шнуров – не только эпатажный и скандальный певец. Он играл в кино, он сочиняет стихи, пишет музыку к кино и сериалам. Созданная им композиция к фильму «Бумер» принесла ему всероссийскую известность как композитору. Я уверена, что у К.Л.Эрнста были веские доводы, когда он принимал решение о приглашении Шнурова на свой канал. Думаю, он, как и я, не считает С.Шнурова разрушителем русской культуры, русского языка и общественной нравственности. Ведь культура – понятие очень широкое, она не сводится к жесткому набору правил и проявлений. Вряд ли продуктивно спасать и охранять культуру путем наложения запретов на всё, что кому-то не нравится или непонятно.

Я желаю Вам и Вашим товарищам всего самого наилучшего. Будьте все здоровы и счастливы».

И подпись: Л.А.Вербицкая.

Для тех, кто не знает, кто такая Вербицкая, поясняю: Людмила Алексеевна Вербицкая — Президент Российской академии образования. И письмо написано ею на официальном бланке Академии.

Честно признаюсь, подумал, что письмо написали ее помощники, а Людмила Алексеевна просто подписала его, не глядя. А почему нет?

Я, конечно, вполне согласен с Людмилой Алексеевной «относительно неприемлемости использования нецензурной брани в средствах массовой информации и в общественных учреждениях». Но вот дальше…

Прежде всего, я уверен в том, что мат, даже с точки зрения лингвиста, не может быть «неотъемлемой частью языка», (уточню — русского языка), потому что в этом случае никто бы и никогда не осмелился назвать русский язык «великим и могучим», «неисчерпаемо богатым», имеющим «природное изобилие, красоту и силу», «поистине волшебным», «самой большой ценностью народа». Да, «табуированная лексика» существует, но это паразит, пожирающий организм могучего русского языка, и он вовсе не является «неотъемлемой частью»: его можно отнять, изъять, вырвать, вытравить, как сорняк, и тогда, как любой другой организм, освобожденный от паразитов, русская речь зазвучит во всей своей красоте.

Сквернословие загрязняет нашу речь, и именно поэтому сквернословов нужно гнушаться, «бежать и отвращаться». Находиться рядом с ними никак нельзя, это не только противно, но и вредно. Ведь что такое скверна? «Скверна – мерзость, гадость, пакость, всё гнусное, противное, отвратительное, непотребное, что мерзит плотски и духовно; нечистота, грязь и гниль, тление, мертвечина, извержения, кал; смрад, вонь; непотребство, разврат, нравственное растленье; всё богопротивное». Так написано в «Толковом словаре живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля.

Так, надо ли изучать «ненормативную лексику»? Наверное, надо. Как надо изучать и природу паразитов, но, в конечном счете, не для того, чтобы с высоким научным интересом наблюдать, как они паразитируют, и не только для того, чтобы узнать, как они там внутри устроены, а для того, чтобы найти инструменты для эффективной борьбы с ними, чтобы если и не уничтожить их, то, по крайней мере, в значительной степени снизить паразитарную нагрузку на организм. Не бороться с ними, паразитами, нельзя, потому что они если и не сожрут, то изрядно искалечат. Я это к тому, что русская речь, зараженная паразитами, становится больной речью, и ее нужно лечить. А поскольку матерщина приобрела в нашей стране масштабы эпидемии, то и меры противодействия должны быть соответствующими – эпидемиологическими. В том числе запретительными. Как это было при царе Михаиле Федоровиче и при царе Алексее Михайловиче: за сквернословие наказывали розгами – прямо на улице. Услышали нецензурное слово, повалили на землю, сняли штаны и высекли. При всех. Нелишне будет вспомнить, что за нецензурную брань в общественном месте (нарушение общественного порядка) по Уголовному кодексу СССР также полагалось наказание – кажется, 15 суток ареста. И если первый вариант для кого-то покажется слишком уж жестким и с либеральной точки зрения неприемлемым, то, может, вернуться к советской практике?

«Культура – понятие очень широкое, она не сводится к жесткому набору правил и проявлений. Вряд ли продуктивно спасать и охранять культуру путем наложения запретов на всё, что кому-то не нравится или непонятно», — пишет Людмила Алексеевна Вербицкая. Да, культура – понятие очень широкое. И многогранное. Каждая ее грань – что грань бриллианта: язык, проза, поэзия, живопись, зодчество… А в основе всего – наша традиционная религия, являющаяся культурообразующей. И понятие культуры нужно рассматривать исключительно с этой и никакой другой стороны. Что здесь может не нравиться или быть непонятным?! Ах, да, речь в данном случае идет о матерщине! Позвольте, но причем здесь культура? Это уже антикульутра, это то, что стоит напротив культуры, идет против культуры, и это уже не культура… Я это так понимаю.

Впрочем, можно ведь пуститься и в пустые рассуждения, типа «безнравственного общества не бывает, просто у каждого свои нравы («их нравы»), что существует две сотни и больше определений понятия «культура», давайте прежде определимся в терминологии, термин «нацистская культура» тоже имеет право на существование» и т.д. и т.п. Но в нашем случае это приведет к рассеиванию, к стоянию на месте, потере главных ориентиров. Хотя с точки зрения ученых, большое количество всевозможных акцентов в каком-то вопросе, наверное, делает исследуемую тему особенно интересной.

Но вернемся к письму: «можно жаловаться, запрещать, подавать в суд, но это скорее вызовет к подобному творчеству повышенный интерес». На мой взгляд, эта фраза в письме, подписанном Вербицкой, еще раз доказывает, что не она его писала. Ну не может академик использовать в письме «либеральные штампы», этакие «дешевые трюки», рассчитанные на людей, лишенных критического мышления. Для того запреты и существуют, чтобы оградить общество от яда. Нет, ну давайте тогда разрешим порнографию, сделаем ее доступной, чтобы этот плод уже перестал быть запретным, а значит и сладким: кто будет потреблять горькие плоды? Думаете, число порнозрителей сразу сократится? Да нет же! И к «горькому» быстро привыкнут.

Еще я обратил внимание на следующие слова ученого: «Думаю, он (Эрнст), как и я, не считает С.Шнурова разрушителем русской культуры, русского языка и общественной нравственности». Русский язык великий и могучий. Поэтому назвать Шнурова «разрушителем» великого и могучего значило бы признать за ним недюжинную разрушительную силу. Жалкие ужимки и прыжки сквернослова на сцене, которого Людмила Алексеевна называет в письме «явлением русской современной культуры» (кстати, есть замечательные слова святителя Иоанна Златоуста: «Что может быть хуже и презреннее человека, бесстыдно срамословящего?»), как-то совсем не вяжутся с этой силой. Но и преумалять деятельность Шнурова никак нельзя. Скверна заразительна, она въедается в мозг и сердце нравственно неокрепших людей, нанося им психическое и духовное расстройства, которые со временем могут привести к тяжелому недугу, особенно если человек в момент заражения уже имел какие-то пусть и невыраженные, но нравственные проблемы.

Кстати, очень интересный факт: академик Дмитрий Сергеевич Лихачев вспоминал, что в сталинских лагерях с большим подозрением относились к тем, кто не матерился, не любили их. Не матерится – значит, чужой, противопоставляет себя «обществу». А сквернословит – смирился, стал своим! Академик писал, что тех, кто не разговаривал матом, расстреливали первыми…

Итак, цензура? Да, цензура. Цензура это не столько запрет, сколько избавление, очищение от скверны.

«Я убежден в необходимости цензуры в образованном нравственно и христианском обществе, под какими бы законами и правлением оно бы ни находилось… Нравственность (как и религия) должна быть уважаема писателем. Безнравственные книги суть те, которые потрясают первые основания гражданского общества, те, которые проповедают разврат, рассеивают личную клевету, или кои целию имеют распаление чувственности приапическими (возбуждающими низменные инстинкты) изображениями…»

Чьи слова? Пушкина. Сейчас кто-то обязательно скажет: «Да он сам был первый матерщинник!» Да, у него были хулиганские стихи. Находило порой на поэта. Но слова о цензуре – это слова не хулигана, но мужа. Это и без лингвистической экспертизы понятно.

Я хотел бы напомнить слова нашего Президента, который, говоря о сохранении русской речи, отмечает: «Речь идет о сохранении национальной идентичности: чтобы быть и оставаться народом со своим характером и традициями… Для русских это означает быть и оставаться русскими». И еще его же слова: «Сбережение русского языка, литературы и культуры — это вопросы национальной безопасности, сохранения своей идентичности в глобальном мире».

Дело лингвистов – здесь я согласен – не запрещать, но показать всю опасность ненормативной лексики, чтобы люди не пользовались ее не при каких обстоятельствах, как не пользуюсь ею я, как не пользуется ее и уважаемая Людмила Алексеевна, как не пользуются ею многие наши с Людмилой Алекссевной соотечественники. И вот тогда российские лингвисты будут вправе вместе с Анной Ахматовой заявить:

«И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!»

Или это дело только больших поэтов?

Протоиерей Александр Новопашин, благочинный Центрального округа Новосибирской епархии, настоятель собора во имя св. блг. и великого князя Александра Невского г. Новосибирска

 

Источник: Русская Народная Линия