Александр Щипков: «Реабилитация идеологии» (05.02.20)

В 2019-м году мы вступили в исторический этап, который можно определить двумя словами: реабилитация идеологии. Мысль о необходимости открытого обсуждения российской идеологии отчетливо прозвучала в президентском обращении к Федеральному Собранию в январе 2020 года. Табу на обсуждение государственной идеологии снято. Это значит, что элиты созрели для прямого разговора с народом в режиме прямого высказывания.

В России сегодня существуют два типа идеологии, которые слишком слабо согласованы друг с другом. Первая используется во внешней политике, она объясняет историческую роль России, ее подход к политическим институтам с позиций ценностей многополярного мира и культурно-исторического равноправия. Вторая идеология используется во внутренней политике и продолжает, как в 1990-е, исходить из ценностей, утвержденных в узких рамках секуляризованного англо-американского протестантизма, но объявленных «глобальными» и «общечеловеческими».

С февраля-марта 2014-го, после возвращения Крыма, в России доминировала внешнеполитическая идеология, чья важнейшая предпосылка определяется ключевым понятием — возвращение суверенитета. Действие этой идеологии тормозит и сдерживает 15-я статья Конституции, которую президент фактически предложил нейтрализовать иными новеллами, чётко расставив приоритеты: национальное право выше международного.

Суверенитет является основой любой национальной идеологии. Суверенитет — это не одна лишь политика, будь то, к примеру, неприемлемость двойного гражданства у чиновников или необходимость блюсти свои интересы в Средиземноморье. Российский суверенитет, как и культура, связан с сохранением традиции, национальной повесткой, изживанием русофобии. Он выражается в конкретных успехах страны и народа, таких как возвращение Крыма, развитие стратегически важных газотранспортных коридоров, продвижение своих интересов в отдаленных регионах планеты, постепенное преодоление церковного раскола и проч. Но о суверенитете недостаточно просто заявить, его надо уметь защищать — вот почему в период президентства Владимира Путина Россия заметно повысила свою обороноспособность. В то же время для полноценного использования оборонных рычагов необходима свобода принятия решений — отсюда и тема двойного гражданства политической элиты.

Теперь, когда внешнеполитический курс оформился и задан на десятилетия вперед, можно полноценно обсуждать внутренние идеологические вопросы. Без этого обсуждения страна не сможет развиваться, да и по-настоящему серьезный рывок во внешней политике, откровенно говоря, тоже невозможен.

Разговор на тему идеологии начинается с определения системы координат: чтобы понять, какая идеология для нас оптимальна, надо ясно понимать, какая идеология в данный момент фактически имеет у нас место. На этот вопрос нынешняя Конституция дает противоречивый ответ. В статье 13-ой заявлено о невозможности в РФ общеобязательной идеологии, а в статье 2-ой, тем не менее, излагается фундаментальный принцип либеральной идеологии. Доминирующая сегодня в России либерал-монетаристкая идеология является идеологией транснационального топ-менеджмента, а не наций и народов. К русскому культурно-историческому типу и русской традиционной этике она не имеет никакого отношения.

В целях нормального общественного развития дисбаланс двух идеологий, внешней и внутренней, вне всякого сомнения, должен быть преодолен. Одним из условий серьезного разговора о национальной идеологии, конечно, должен быть отказ от либеральных языковых клише.

Если общество не имеет идеологического мышления, оно оказывается в длительном кризисе, как это случилось у нас в стране в 1990-2000-2010-е годы, и рискует оказаться на обочине истории, но Владимир Путин вселил надежду, что ситуацию можно изменить.

Нет никаких реальных оснований для идеофобии — боязни идеологичности как таковой, недоверие к ней. По вине идеофобии рамки понятия «идеология» сегодня критически заужены. В течение последних лет полностью закрыты все научные диссертационные советы по специальности 23.00.03 «Политическая культура и идеологии». Развитие этой научной дисциплины в России искусственно остановлено. В Европе, замечу, диссертации по этому направлению активно защищаются.

Советская эпоха сформировала искаженное представление об идеологии, и этим не преминули воспользоваться уже те, кто пришел на смену советским идеологам. Более 30 лет нас учили видеть в идеологии некую «теорию всего», научно-философскую доктрину, претендующую на объяснение мира и человека. Мы были похожи на ребенка, которому показали черного лебедя или бесхвостую обезьяну и заставили поверить, что все лебеди черные, а все обезьяны — бесхвосты. Но идеология не родилась и не закончилась вместе с научным коммунизмом, ее исторические формы гораздо шире. Также как тоталитаризм отнюдь не исчерпывается фашизмом и большевизмом.

Доктринерские идеологические суррогаты вроде исторического материализма, претендующие на безошибочность, полноту и универсальность, то есть, «общечеловеческие» концепции, — это сорняки в саду идеологической мысли. Таков сегодня и либерализм, чей образ мира и человека связан с имманентизмом (объяснением вещей «из них самих»), с мифом избранности и превосходства (кальвинизм), мифами о пользе естественного отбора в человеческом обществе (мальтузианство, социал-дарвинизм), о тайном знании экспертов-технократов (гностицизм). О радикализации либерализма говорит возникновение новых ходовых понятий и терминов, таких как «новая нормальность», «альтернативные факты», «глубинное государство», «постматериальные ценности» (не материальные и не духовные одноверенно).

В рамках либерализма право на конструирование будущего дается только тем, кто разделяет «постматериальные ценности» — то есть, «креативным» личностям. В этой парадигме вы будете объявлены неспособным к строительству будущего, если не занимаетесь деконструкцией традиционных (в их трактовке — «тоталитарных») принципов и институтов. Все это, включая властные и дискриминирующие установки, определяет как доктринерский, так и тоталитарный характер либерализма. Но либерализм давно устарел, как некоторое время назад, в другом выступлении заявил наш президент.

Подлинная, живая идеология формируется в поле национального дискурса и всегда учитывает реальный опыт народа. В ней отражены культурный образ героя и образ врага, образ истории и мировой культуры, образ человечества и его проблем, наконец, свой собственный словарь.

Принципы и концепты новой идеологии неизбежно будут производными от традиционного российского дискурса, который в связи с советским периодом и постсоветской смутой, все еще не завершил свое формирование. Но в любом случае его составными частями станут этатизм, справедливость и солидарность, духовный демократизм, иконичность сознания (высшее отражается в низшем, образ «неба» воспроизводится на земле).

Важная часть идеологии — обозначение духовно-исторической миссии народа. Например, миссия русских в ХХ веке — освободить мир от нацизма, тогда как у других народов были другие миссии. Такая миссия означает решение ряда исторических задач. «Дорожной картой» движения в этом направлении является идеология как целое. Разумеется, на разных этапах пути нужны разные карты, в том числе уточненные.

Идеология объясняет связи между прошлым и будущим в истории народа, дает ответ на вопрос: «Кто мы, что делаем в мире и куда идем?». Исторический контекст может меняться вслед за историческими обстоятельствами, но всегда сохраняет связь с культурно-историческим опытом, традицией.

Разрывы традиции из-за революций, оккупаций, колонизаций, войн, геноцида — отбрасывают идеологическое сознание народа назад, создают идеологический вакуум, который долго не зарастает, порождая примитивные и доктринерские продукты идеологической мысли. Идеология вырабатывает не объяснительные схемы, а оптимальные решения. Поэтому в стабильные времена спектр колебаний идеологии шире, в кризисные — уже, так как серьезные вызовы сужают пространство выбора: берется самое надежное и проверенное.

 

Источник