Порой сухие цифры могут рассказать о гонениях на Русскую Православную Церковь после октября 1917 года не менее красноречиво, чем конкретные истории преследований и репрессий за веру.  Так,  на 1912 год Иркутская епархия насчитывала 326 церквей, 205 часовен и молитвенных домов, четыре монастыря. В них служили 17 протоиереев, 266 священников, 77 диаконов, 262 псаломщика. К 1937 году были закрыты практически все приходы (последние два храма в Иркутске закрыли в 1940 году). Печальным итогом стала фактическая ликвидация Иркутской епархии. К концу 1939 года в каждой из уже закрытых церквей Иркутской епархии были репрессированы священнослужители. Более семидесяти процентов из них были расстреляны… Среди репрессированных был и священномученик Михаил Околович, который всю жизнь служил в Иркутской епархии

Священномученик Михаил родился в 1888 году в городе Полоцке Витебской губернии в семье священника Федора Околовича. В 1899 году Михаил поступил в Полоцкое духовное училище, а в 1904 году — в Витебскую духовную семинарию. После обучения в ней в 1910 году стал слушателем Санкт-Петербургской духовной академии, которую окончил по первому разряду в 1914 году. Его родители надеялись, что он примет монашеский постриг и займет церковно-административный пост, но вышло иначе.

В 1913 году он познакомился со студенткой Бестужевских курсов Марией Мастрюкович, уроженкой города Моршанска Тамбовской губернии. Ее дед был крепостным, но уже отец стал обеспеченным и даже зажиточным человеком и желал, чтобы дочь получила хорошее образование. В 1914 году Михаил и Мария обвенчались. 30 сентября 1914 года Учебный комитет при Святейшем Синоде постановил назначить Михаила Околовича на должность законоучителя и инспектора Иркутского духовного училища.

23 ноября 1914 года Михаил Федорович был рукоположен во священника к училищному храму. В марте 1915 года он был избран членом училищного совета, а в июне 1917 года — членом Иркутского епархиального училищного совета. В том же году на собрании духовенства и мирян Иркутской епархии отец Михаил был избран делегатом на Священный Собор Православной Российской Церкви.

Без сомнения, это был судьбоносный Собор для Русской Церкви. Достаточно сказать, что предыдущий Поместный Собор созывался в России… в конце XVII века. То есть более двух веков назад! Готовился Собор с 1906 года, но проходил в 1917—1918 годах — период решающего поворота российской истории. Первая мировая война, провозглашение в России республики, большевистский переворот, декрет «об отделении церкви от государства», Гражданская война — все это пришлось на время работы Поместного Собора. В состав Собора вошли 564 члена, в том числе 227 — от иерархии и духовенства, 299 — от мирян. Основу составили епархиальные делегации, которые состояли из правящего архиерея, двух клириков и троих мирян. Один из двух клириков должен был быть священником.

Собор восстановил в Русской Церкви Патриаршество, принял немало важных соборных определений, в том числе о привлечении женщин к активному участию в церковной жизни, а также принял ряд решений по поводу гонений на Церковь, которые сразу после октябрьского переворота предприняла безбожная власть.

Разумеется, при подготовке Собора подобные вопросы не готовились, но не отреагировать на них Собор не мог. Так, внимание участников Собора было привлечено к событиям в Петрограде, где 13—21 января 1918 года, по приказу народного комиссара государственного призрения Александры Коллонтай, красные матросы пытались «реквизировать» помещения Александро-Невской лавры, в ходе чего был убит протоиерей Пётр Скипетров. События вызвали грандиозный крестный ход и «всенародное моление» за гонимую Церковь. О событиях вокруг Лавры сообщил Собору ее настоятель епископ Прокопий (Титов). Это донесение стало предметом обсуждения сессии Собора, а протоиерей Николай Цветков оценил события в Петрограде как «первое столкновение со слугами сатаны».

…Так прямо в дни проведения Собора Русская Православная Церковь из господствующей становилась гонимой…

Значение Собора невозможно переоценить. Не случайно 4 мая 2017 года Священный Синод Русской Православной Церкви включил в богослужебный месяцеслов соборную память «Отцев Поместнаго Собора Церкви Русския 1917—1918 гг.». В качестве дня памяти установлено 18 ноября — день избрания святителя Тихона на престол Московских Патриархов.

В 1918 году духовное училище в Иркутске закрыли, и отец Михаил был назначен в Крестовоздвиженскую церковь. К этому времени он стал одним из наиболее уважаемых пастырей города — его любили за истовое благоговейное служение, глубокую, сердечную проповедь, сострадание к людям, готовность всегда прийти на помощь. Из-за популярности священника иркут-ская ЧК установила за ним постоянное наблюдение.

В 1921 году власти Иркутска присоединились к кампании по вскрытию и изъятию у Церкви святых мощей. Главной святыней Иркутской епархии были мощи ее первого епископа — святителя Иннокентия Иркутского (скончался в 1731 году), почивавшие в Вознесенском монастыре. Решением губернского съезда Советов

24 января 1921 года мощи святителя Иннокентия были кощунственно вскрыты. Но, как свидетельствует протокол вскрытия, обнаруженная нетленность святых останков произвела обратный эффект на членов комиссии: настроение многих из них сменилось удивлением и глубоким интересом к мощам. «Изобличители векового обмана» были растерянны… Вскоре мощи тайно были отправлены в Москву, и почти на 70 лет иркутяне лишились святыни.

В феврале 1921 года сотрудники ЧК произвели на чердаке Крестовоздвиженского храма обыск и нашли там патроны, порох и гранату. Отец Михаил и сторож храма были обвинены в хранении оружия. Оба они отказались признать себя виновными. 26 мая 1921 года состоялось заседание революционного трибунала, который не смог доказать виновность священника и сторожа в хранении оружия, к чему они и не были причастны, и вскоре их освободили.

Иркутская епархия переживала тяжелое время, церковную власть пытались захватить обновленцы, и отец Михаил решением духовенства был направлен в Москву к Патриарху Тихону. Он поставил в известность Патриарха о положении дел в епархии во время отсутствия на кафедре правящего архиерея и заверил Святейшего, что иркутское духовенство и паства считают: с обновленцами, как с предателями веры, не следует вступать ни в какие переговоры.

Отцу Михаилу часто приходилось выступать с проповедями. 22 сентября 1924 года он произнес слово в Тихвинской церкви во время награждения одного из старейших священников Иркутска, протоиерея Феодора Верномудрова, прослужившего в священном сане 40 лет.

Обращаясь к протоиерею Феодору, отец Михаил сказал: «Ты заслужил высокую и священную награду, твоя доблестная глава достойно увенчана ею, ты в скорбные и смутные дни глубокого церковного раскола, разъедающего, как злокачественная гангрена, церковное тело, в дни шатания умов и увлечения многих мутной волной еретического, так называемого «обновленческого», течения был той осью, около которой вращалась православно-церковная жизнь Иркутской епархии. Тебе же, главным образом, мы обязаны тем, что Церковь Иркутская имеет радость теперь, после двухлетнего перерыва, снова возглавляться каноническим епископом, восстановив через него связь с главою всей Русской Церкви — Святейшим Патриархом. Теперь мы на твердой позиции, теперь нам не страшны отщепенцы и враги православия — «обновленцы».

27 октября состоялось торжественное архиерейское богослужение в Тихвинской церкви. За запричастным стихом отец Михаил сказал слово к молящимся о евангельском Сеятеле, Который и теперь сеет слово через святое Евангелие. «Сеятели бывают разные. В настоящее время сеют при дороге — в театрах, кинематографах… Вот приезжал ложный митрополит и сеял человеческое слово. Вот едет новый разрушитель сердец человеческих — он будет сеять слово дьявольское. Не следует туда ходить, ибо слушать их опасно. На этой дороге будет много прохожих, слетятся птицы, хищные коршуны будут выклевывать слово Божие и посеют плевелы… Нужно жить и веровать в простоте сердца, а не гоняться за ученостью и мудростью. По выражению одного русского подвижника, «где просто, там и ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного». Господь нас зовет и влечет к Себе словами Евангелия: «Придите ко Мне все труждающиеся». А поэтому и будем спокойны, зная, что один только Господь сеет доброе семя. Его будем слушать, а не проповедников тщетной философии».

Осенью 1924 года Иркутск посетил один из основателей обновленчества, сложивший с себя сан священника Калиновский. Для участия в диспуте с ним были приглашены епископ Нижнеудинский Кирилл (Соколов), многие священники Иркутска  и, в частности, отец Михаил Околович. После тщательного обсуждения православное духовенство отклонило предложение обновленцев, потому что диспут предполагался быть платным, то есть из него собирались устроить зрелище, а ради зрелища пастыри идти не хотели. Кроме того, было неизвестно, будет ли ставиться Калиновским вопрос о бытии Бога и в какой форме. Чтобы это не вылилось в кощунство, недопустимо было проводить диспут в храме, как предлагали обновленцы. И потому Владыка Кирилл направил властям письмо, в котором писал, что православное духовенство согласно на участие в диспуте, но только если он будет бесплатным и не в храме. Начальник местной конвойной команды сообщил, что диспут может состояться в помещении команды.

Первым выступил Калиновский, который заявил, что до революции люди были ограничены в развитии, теперь они свободно могут решать все вопросы. Люди теперь все тайны узнали, и религия им не нужна. Затем он стал высмеивать сотворенный Господом ангельский мир, святителя Николая Чудотворца и в заключение призвал обращаться к науке, а не к Богу, так как наука для человека — все и где наука, там, мол, нет Бога.

В ответ выступил отец Михаил Околович. Осенив себя крестным знамением, он сказал, что говорить с людьми, которые всецело разделяют взгляд Калиновского, нелегко, и он просит об одном — спокойно выслушать его, и если хотя одно только сердце выслушает со вниманием о бытии Божием, то он будет вознагражден. Батюшка отметил, что Калиновский, говоря о Боге, не доказал, можно ли познать Его эмпирически, то есть постигнуть умом, увидеть глазами, осязать руками, и ему этого никогда не доказать, потому что наука имеет известный предел, далее которого проникнуть она бессильна. Но эта область непостижимого внешним опытом постигается внутренним чувством человека. Человек сердцем входит в общение с Богом и здесь познает и постигает Его. «Мы верим в существующее, вы — в несуществующее, наша вера положительная, ваша — отрицательная, наша вера разумная, ваша — безумная, — говорил отец Михаил. — Мы верим, что в мире все совершается от разных причин, а вы все приписываете случаю. А поэтому мы к логике, к разуму зовем вас. Вот звезды на небе, но они не сами по себе откуда-то взялись. Вот времена года чередуются между собой, вот планеты совершают путь свой по небосклону — и все сие по известным законам делается. Но законов без законодателя нет, и такой Законодатель может быть и есть только Бог. Когда избрали почетным членом академии известного ученого Пастера, он сказал: «Я глубоко верующий». — «Как же вы верите, ведь вы много знаете?» — спросили его академисты. Пастер ответил: «Потому я и верую в Бога, что много знаю, и чем больше у меня будет знаний, тем больше буду веровать». Что такое Библия? Это не кодекс законов, не собрание разных циркуляров, это сборник нравственных правил и человеческих желаний. Эта книга ученая из ученых. Вот, например, в ХVI веке ученые насчитывали на небе всего тысячу двадцать две звезды. Позднейшие же ученые доказывали, что их бесчисленное множество. До Коперника утверждали, что Земля стоит на трех китах, а Коперник доказал, что она вращается в пространстве, и с ним ученые согласились, — между тем как Библия была до Коперника, и она как раз говорит эту истину в следующих словах: «Он (то есть Бог) повесил землю ни на чем» (Иов. 26:7).

В конце диспута на сцену вышел известный в Иркутске юродивый, который сказал Калиновскому: «Жизнь без веры и религии то же, что оранжерея без цветов, муж без жены, дети без матери, ораторы без речи, музыка без звуков…»

В это время из зала раздались крики безбожников: «Долой, довольно!» — «Вы кричите «долой, довольно», — продолжил юродивый. — Хорошо. Не надо ничего: уничтожим все красивое в мире, не нужно заповедей: не убий, не прелюбы сотвори, не укради, — если все отставить, то с чем останемся? Дальше ничего нет… Жутко…» Однако ему не дали договорить.

ОГПУ продолжало пристально наблюдать за церковной жизнью в городе. Отца Михаила неоднократно вызывали в ОГПУ, предлагали сложить сан, поменять деятельность священника на деятельность педагога, предлагали также стать осведомителем, поддержать обновленцев, обещая высокое положение. Однако все эти предложения священник категорически отверг, и власти приняли решение его арестовать. Незадолго до ареста отец Михаил был возведен в сан протоиерея.

17 февраля 1925 года отец Михаил вместе с некоторыми другими пастырями был арестован и заключен в иркутскую тюрьму. Один из сотрудников ОГПУ после обыска в квартире священника написал в своем рапорте: «Околович, судя по его разговору и по книгам, поп не простой, а современный, просвещенный. У него, кроме книг религиозно-нравственного, духовного содержания и беллетристики, есть немало книг по философии, социологии… Характерно, что Околович имеет книги антирелигиозного содержания… имеются газеты… У Околовича оказались деньги, собранные комитетом прихода Крестовоздвиженской церкви (он секретарь комитета). Деньги разделены по отдельным мешочкам: так, есть деньги, собранные для бедных, для заключенных домзака (дом заключений. — прим. «Честное слово»), для больных в домзаке. Есть порядочное количество прошений и заявлений о выдаче пособий ввиду бедности, болезни, есть записки с выражением благодарности за оказанную помощь из домзака за подписями врачей больницы домзака, есть несколько уведомлений о получении продуктов, денег с выражением благодарности от имени больных».

На допросе следователь спросил священника: «Скажите, каковы ваши политические убеждения?»

— Я не имею определенных политических убеждений. Советской власти я не вполне симпатизирую; как человек религиозный и священник, я отвергаю в принципе компартию как антирелигиозную, — ответил отец Михаил.

— Вы состоите членом совета при епископе Кирилле?

— Мне никто не объявлял, что я член совета. Я участвую в совещаниях при епископе по его приглашению.

— Вы ездили по поручению иркутского духовенства к Патриарху Тихону?

— Да, по просьбе духовенства проездом на родину я заезжал к Патриарху в Донской монастырь.

— Какие вы разрешали вопросы?

— О назначении православного епископа и получил информацию по церковным вопросам.

— Скажите, гражданин Околович, существует ли у вас комитет помощи заключенным?

— Есть у нас при совете церковном благотворительные суммы, которые выдаются всем, кто обращается за помощью, но фактически в Иркутске особого комитета помощи заключенным не существует и не существовало.

После окончания допроса, прочитав текст записанных следователем ответов, отец Михаил написал: «…считаю нужным дополнить, что ответ на вопрос об отношении к советской власти и партии уполномоченным записан сжато, а подробно я говорил, что вообще мое отношение лояльное, и только на вопрос, во всем ли я сочувствую ей, я ответил, что не могу сочувствовать антирелигиозным целям ее, точно так же и к компартии отрицательное отношение по вопро-сам религии».

8 апреля 1925 года помощник губернского прокурора, рассмотрев следственное дело, составил заключение, написав, что «произведенным следствием надлежит признать установленным значительное усиление влияния на массы Православной Церкви тихоновского направления, факт обостренной борьбы с обновленче-ством, теряющим авторитет среди масс, стремление тихоновцев расширить и закрепить свое влияние… Хотя произведенным следствием формально не установ-лено конкретных данных о контр-революционной деятельности и нет оснований к преданию обвиняемых суду, тем не менее прошлое социальное положение обвиняемых и их контрреволюционная деятельность при царском строе и в первый период советской власти дает полное основание считать, что деятельность обвиняемых принимает характер, угрожающий основам советского правопорядка».

Дело было отправлено в Москву на изучение сотрудников 6-го отделения секретного отдела ОГПУ, которые рекомендовали заключить священников на три года в лагерь. 13 ноября 1925 года Особое совещание при коллегии ОГПУ приговорило священников, и среди них протоиерея Михаила Околовича, к трем годам заключения в концлагерь. Они были направлены в распоряжение управления Соловецких лагерей особого назначения, которое отправило их в Вишерское отделение.

В лагере отец Михаил исполнял должность табельщика и счетовода. Освобожден он был в 1928 году без права проживания в 12 городах (в том числе и в Иркутске), с запрещением проведения церковных служб и выступлений с проповедью.

Отец Михаил поселился в Минусинске, куда прибыл в июне 1928 года. Сначала он мало кого здесь знал, но затем познакомился с епископом Минусинским Димитрием (Вологодским) и местным духовенством. Сюда к нему приехала жена, оставив дочь Анну на попечение близких. Служить в храме власти ему запретили, на светскую работу не принимали, и он пел в храме на клиросе, а жили супруги тем, что продавали последние остававшиеся у них вещи.

Из Минусинска отец Михаил писал духовным детям: «Здесь чувствуется отсутствие друзей, особенно это замечается в праздничные дни. Дома не хватало времени на посещение друзей, а здесь есть время, да друзей нет — они далеко. Всегда с нетерпением ждем писем, и получение писем значительно поднимает настроение… Я не скажу, чтобы я очень тосковал или унывал, но настроение тяжелое все-таки бывает. Главная причина, что я не могу сейчас своими тру-дами добывать средств к жизни. Постоянно идут на память слова Господа Иисуса Христа, приводимые апостолом Павлом: блаженнее давать, нежели принимать (Деян. 20:35)… Лично я для некоторого успокоения обращаюсь к словам апостола: вникай в себя и в учение; занимайся сим постоянно, ибо, так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя (1 Тим. 4:16). Дома мне этого почти совсем не приходилось делать. Сейчас мне как бы дается на это время. Если я его не использую в данном направлении, то не будет мне никакого оправдания… Да сохранит вас Господь и укрепит!»

В начале 1930-х годов поднялась новая волна гонений на Церковь, направленная, в частности, на уничтожение остатков епархиальных управлений, для чего подвергались аресту прежде всего правящие архиереи и близкое к ним духовенство. Такие аресты прошли и в Минусинске. 26 февраля 1933 года был арестован отец Михаил. Всего по делу было арестовано 82 (!) человека.

Организаторы этого дела писали в обвинительном заключении: «Возникновение контрреволюционномонархической организации относится к 1929—1930 годам, то есть к периоду важнейшего мероприятия правительства — ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации. Деятельность староцерковников, проходившая до того времени в пределах общины, направленная на борьбу с обновлением, резко изменила направление, став на путь активной борьбы с проводимыми на селе мероприятиями. В воскресные дни, когда верующие собирались в церковь на богослужение, священники в проповедях, обращаясь к народу, говорили, что «слово Божие» начинает сбываться, антихрист вводит смуту среди народа и так далее. К этому приводили пример: выселение и распродажу крестьянских хозяйств…»

Вызванный на допрос, отец Михаил виновным себя не признал и в показаниях написал: «По вопросу существования какой-то организации, направленной к противодействию начинаниям советской власти, я ни от кого ничего не слыхал; не слыхал и разговоров о необходимости создания какого-либо объединения для подобной цели».

10 июня 1933 года тройка ОГПУ приговорила отца Михаила к десяти годам заключения, и он был отправлен в 4-е отделение Дальлага, в лагпункт Балынь, заключенные которого занимались строитель-ством города Комсомольска-на-Амуре.

Из заключения он писал письма супруге и духовным детям; из всех писем сохранилось только одно, написанное 24 июля 1935 года и адресованное духовной дочери: «Вот и закончился период нашей весенней изолированности: прошел Амур, пошли пароходы, и мы снова можем утешаться, получая весточки от наших родных и друзей.

После зимнего перерыва я писал Вам, поздравлял и выражал свои благопожелания. К сожалению, это письмо затерялось. Конечно, от потери его Вы ничего не потеряли, но мне огорчительно, что у Вас может сложиться представление, будто я или забыл Вас, или настолько безразлично отношусь к Вам, что даже не считаю долгом поблагодарить за проявление Вашей заботы и участие. Нет, дорогая. Вашу память обо мне и участие я очень ценю и бесконечно благодарен за них. Причем я не настолько избалован этим, чтобы мог безразлично к этому относиться.

Беспощадная смерть унесла многих друзей, живые рассеялись, а новых не приобреталось. Вполне понимаю неизбежность полного забвения и одиночества, но безразлично пока к этому относиться трудно. Время свое сделает…

У меня юбилейный год — десять лет скитальческой жизни. К тихому берегу в этой жизни уже не чаю пристать. Конечно, если бы не милость Божия и поддержка близких, уже не таскал бы ноги. Буду очень рад узнать о Вашей жизни более подробные сведения… Да хранит Господь».

В 1937—1938 годах началось новое гонение на духовенство, коснувшееся и тех, кто находился в тюрьмах и концлагерях. В лагере отец Михаил оказался в одном бараке с учителем из Ишима и крестьянином из Тамбова, с которыми сложились у него хорошие отношения.

7 марта 1938 года осведомитель по кличке Огарок написал в донесении, что эти трое заключенных находятся в хороших отношениях, что Околович, как священник, говорил, что все, что написано в Библии, сбывается, другие поддакивали ему.

Были вызваны дежурные свидетели, которые показали, что отец Михаил и два его сокамерника тесно сдружились, защищают друг друга; оправдываясь преклонными годами, стараются найти работу полегче; ведут контрреволюционную работу, которая заключается в том, что «заключенный Околович, как бывший священник, часто вставляет фразы из Библии, доказывает, что библейское предсказание полностью оправдывается».

11 марта отец Михаил был вызван на допрос.

— Следствию известно, что вы совместно с заключенными вели контрреволюционную агитацию. Признаете вы себя виновным? — спросил его следователь.

— В предъявленном мне обвинении я себя виновным не признаю, — ответил священник.

26 марта 1938 года тройка НКВД приговорила отца Михаила и двух его сокамерников к расстрелу. Протоиерей Михаил Околович был расстрелян 26 марта и погребен в общей безвестной могиле. Прославлен в лике священномучеников 7 мая 2003 года.  Память его совершается 26 марта.