Размышление к 290-летней кончине императора.

Вот уже более ста лет над петровскими реформами довлеет миф как о сугубо европейских и чуждых традиционной православной государственности преобразованиях. Существенный вклад в таком понимании природы деятельности реформатора внесли как либералы, так и патриоты.

Солоневич считал, что именно с эпохи Петра началось идейное завоевание России Западом, закончившееся революцией 1917 года, славянофил Аксаков говорил, что Петр везде отменял обычный, естественный ход жизни, ее самобытное творчество, ее свободу, и везде, с неколебимою настойчивостью, ставил на их место указ и регламент и что, при нем русское общество отреклось от русских нравов, обычаев и преданий. Хомяков указывал: «с Петра Россия сходится с Западом, который до того времени был совершенно чужд ей».

С другой стороны, российские западники во многом поддерживают такие отклики, только давая им иную (положительную) оценку. Таким образом, взгляды на реформы Петра весьма разнообразны, нередко прямо-таки противоположны, но в одном они сходятся, Петр — западник. Именно западник, революционер на троне, сокрушающий традицию. Однако это только на первый взгляд.

В своё время историки С. М. Соловьев и К. Д. Кавелин указывали, что главным содержанием нашей исторической жизни была естественная смена одних форм жизни другими. По их мнению, государственный порядок окончательно установлен у нас деятельностью Петра Великого. Петр Великий своими реформами отвечал на требования национальной жизни, которая к его времени развилась уже до государственных форм бытия. Стало быть, деятельность Петра вытекла из исторической необходимости и была вполне национальна.

Великий русский мыслитель, консерватор Константин Леонтьев писал: «Соприкасаясь с Россией в XV веке и позднее, византизм находил еще бесцветность и простоту, бедность, неприготовленность. Поэтому он глубоко переродиться у нас не мог, как на Западе, он всосался у нас общими чертами своими чище и беспрепятственнее». И далее, консерватор Леонтьев предлагает искать начало русского византизма не где-то, а именно в Петре: «Нашу эпоху Возрождения, наш XV век, начало нашего более сложного и органического цветения, наше, так сказать, единство в многообразии, надо искать в XVII веке, во время Петра I или, по крайней мере, первые проблески при жизни его отца».

Т.е. преобразования Петра — это византизация России. Консервативный публицист М.Н. Катков так охарактеризовал это явление: «тяжкий процесс совершился, все покорилось одному верховному началу, и в русском народе не должно было оставаться никакой власти, от монарха не зависящей. В его единовластии русской народ видит завет всей своей жизни, в нем полагает все свои чаяния».

Петровская византизация России заключается в двух реформах: государственной и церковной.

1. Государственные преобразования в византийском духе связаны с бюрократизацией, сменой порядка престолонаследия и введением «Табель о рангах».

Наличие значительного по численности и весу в обществе слоя бюрократии было традиционным для Византии. Византийская империя — это единственная страна классической бюрократии в средневековой Европе. И хотя бюрократические элементы в России были введены за долго до XVIII века, и задолго до императора Петра (еще московский великий князь, «Государь всея Руси» Иван III проводил централизацию русских земель в XV столетии), но именно Петр в полной мере заимствовал византийский бюрократический инструментарий и сумел сформировать Россию как мощное централизованное государственное образование.

Упразднение вотчины и переход к поместью — петровский способ привязать дворянство к государственной службе — ограничение круга наследователей заставляло дворян служить за жалованье. Очень быстро стали формироваться многочисленный бюрократический аппарат и профессиональный офицерский корпус.

Принятие же «Табеля о рангах» в 1722 г. свидетельствовало о возникновении ряда новых обстоятельств: бюрократическое начало в формировании государственного аппарата, несомненно, победило аристократическое (связанное с принципом местничества). Профессиональные качества, личная преданность и выслуга стали определяющими для продвижения по службе, любой высший чин мог быть присвоен только после прохождения через всю цепочку низших чинов. Устанавливались сроки службы в определенных чинах. Принцип выслуги подчинял принцип аристократический. Это очень по-византийски.

Такие петровские реформы как раз противоречили западной государственно-правовой традиции, где чиновники были не представителями публичной власти, а частными слугами сеньоров и где «отеческая честь», «порода» зачастую имели более существенное значение, чем принцип личной выслуги. Для Европы как и для Киевской (и отчасти Московской) Руси характерной являлась (особенно в периоды децентрализации и территориальной раздробленности) диффузия политической (государственной) власти, которая переходит от центральной власти в руки отдельных светских и духовных магнатов. Сама политическая власть, дающая возможность управлять вассалами, крепостными и лично свободными крестьянами, горожанами, становится неотъемлемым атрибутом земельной собственности. Петр же приводит это все к единому бюрократическому знаменателю, централизует, уравнивает и делает чиновничество неким «каркасом», на котором держится единая система власти.

Ключевой политической реформой императора стала отмена прежнего феодально-патриархального (свойственного европейской традиции) порядка престолонаследия. В 1722 году Петр издает указ о престолонаследии, который предусматривал назначение преемника по воле императора: «…дабы сие было всегда в воле Правительствующего Государя, кому оной хочет, тому и определить наследство, и определённому, видя какое непотребство, паки отменить, дабы дети и потомки не впали в … злость, …имея сию узду на себе.».

Архиепископ Феофан Прокопович в книге «Правда воли монаршей» подробно обосновывал право императора распоряжаться будущим государства: «Как отец может лишить сына наследства, так и государь — престола». К тому же, Феофан в отдельных случаях оставлял за народом право участвовать в назначении монарха, тем самым заимствуя византийский принцип преемников, поскольку в Византии любые занимаемые должности, с высшей до низшей, как в центральном, так и в провинциальном аппарате власти, как в военной сфере, так и в гражданской (в т.ч. почетные титулы) не являлись наследственными. Степень соответствия лица занимаемой им должности должны были определяться личными достоинствами, верностью Империи и неукоснительным исполнением своих обязанностей в соответствии с предписаниями закона. Следовательно и высшая должность, должность императора не должна зависеть о принципа первородства.

Допетровское понимание власти царя во многом соответствовало общеевропейским феодальным представлениям. Князь, король, царь вырастает прямо из земли, у него своя вотчина. Он правит по завету отеческому и дедовскому. В этом его основание. А византийский император на службе Империи, состоящей из православных граждан нового Рима. Эта разница была сущностной. Ее нельзя было перепрыгнуть. Но Петр перепрыгнул. Перепрыгнул в сторону византийского понимания власти. Власти как служения.

2. Церковные преобразования Петра непосредственно связаны с византийскими представлениями о «симфонии» священства и царства. Синодальная реформа основана на этом. И ознаменовано это знаменитым «Духовным регламентом». Надо сказать, что вообще практика принятия государственных законов по церковным делам — это практика византийская. Однако стоит отметить, что юстинианово законодательство в церковной сфере, по объему, могло претендовать на сотню петровских духовных регламентов. Законы Юстиниана, касаются всех сторон церковной жизни. В них говорится не только о вероучении, но и о богослужении. Император усваивает себе исключительное право толковать законы, но и усваивает себе также право толковать церковные правила, применять их в практической жизни. Пятый Вселенский Собор, прошедший при Юстиниане, не издал ни одного канонического правила, ввиду полного урегулирования всех канонических вопросов в императорских эдиктах. Таким образом государственная регламентация церковной сферы находится в полном согласовании с византийскими принципами. В то время как на Западе прогрессирующая феодальная раздробленность, ослаблявшая королевскую власть, превращавшая ее из публичной в частную, сеньориальную, способствовала росту политических амбиций и притязаний римских пап на государственную власть, Византия отличалась именно контролем государства над церковью.

Следовательно учреждение синода и упразднение патриаршества не являлось нарушением византийской традиции. Известный дореволюционный юрист и канонист проф. Н. Суворов по этому поводу замечал, что в полномочиях русского императора преемства от византийских императоров, есть особое сверхгосударственное, византийско-каноническое право православного василевса «симфонически» участвовать в делах внешнего управления церковью.

В «Истории Русской Церкви» Филарета Гумилевского говорится: «Святейший Синод по составу своему то же, что законный церковный Собор». Митрополит Филарет Дроздов представлял Святейший Синод как олицетворение соборного принципа древней Церкви. В его сочинении «Разговоры между испытующим и уверенным о православии Восточной кафолической Церкви» сомневающемуся дается разъяснение, что «каждый раз, когда в какой Церкви умирал патриарх, собирался в ней Собор, а по-гречески Синод, который и занимал место патриарха». Этот Собор обладал такой же властию, что и патриарх. Когда Русская Церковь получила в качестве высшей инстанции своего управления Святейший Синод, она «ближе подошла к древнему образу священноначалия». Если в древние времена патриарх сам имел обыкновение созывать один или два таких Собора в год, то «по пространству Российской Церкви, а также и по нынешнему образу производства дел невозможно было в России быть Синоду один или два раза в год, а нужно было быть всегда». Частный Синод избранных епископов, в своем единстве, пользуется правами, равными правам патриарха, почему, так же как патриарх, именуется Святейшим. Патриарх есть Синод в одном лице. Синод есть патриарх в нескольких избранных освященных лицах. Так рассматривали положение вещей православные патриархи Востока, давая свое согласие на учреждение Святейшего Синода в Русской Церкви и признавая для него ту самую власть, какую до тех пор имел патриарх всея Руси».

В письме к В.Б. Бажанову святитель Филарет писал: «очень ли велика разность в том, что в России первенствующий член Святейшего Синода не называется патриархом? Это, по крайней мере, требует исследования, а не ведет к решительному осуждению того, что Синод остался».

Таким образом, вместо традиционно европейских традиций — феодальной системы, превалированием удельных, родовых интересов, при Петре сложилась четкая государственная система с бюрократическим аппаратом, который формировался не по принципу родства и наследственных привилегий. В основании государственного аппарата лежали не принципы происхождения, а верное служение интересам Империи, польза и полная преданность императору. Это именно византийские идеи. Византийская модель основывалась на единой государственности, не допускающей никакого местничества и сепаратизма. Византийский «догмат» о нераздельности и неслиянности империи и церкви воплотились в петровской синодальной системе, предполагающей оцерковление империи и превращении империи в церковь. Преобразования Петра подводили черту под многовековой борьбой российских самодержцев с псевдосамобытным (на самом деле не русско-имперским, а феодально-европейским) церковно-государственным укладом, способствовали развитию духа византизма в Российском государстве и обществе.