…Удивительно, как человек изворотлив, как он живуч! Чем только ни способен гордиться, хвастаться человек!

Что только в себе ни отыщет, чтобы сделать точкой опоры, рычагом, мир поворачивающим к себе.
– У меня – самые малосольные огурцы!
– У меня – самая больная в больнице печень!
– У меня – самые черные мысли, каких не было никогда и ни у кого!
– А у меня – самые-самые непростительные грехи!
* * *
Удивительно, как беспомощен человек, как хрупок, словно обложенный скорлупой. Стоит ему лишь услышать тихое: “А я тебя не люблю”, – как в нем что-то хрустнет, зазвенит, треснет, оборвется, и тьмою зальет глаза…
И тогда он резко так вскочит и лицо спрячет, и обхватит руками голову, и пойдет, не разбирая дороги, и побежит, побежит…
* * *
– Заведу собаку, – говорит человек. – Пусть она будет меня любить, видеть во мне своего хозяина, уважать. Будет меня безропотно слушаться, преданно глядеть в глаза, драться за меня и кусаться, а если надо, то и умрет за меня!
И прибавляет горестно: она ведь мне не изменит, не солжет, не предаст. И не скажет на меня никакой клеветы. И не будет меня ругать. И не будет требовать от меня ничего, но только радоваться при встрече со мной и тосковать, глядя на дверь, пока не приду.
* * *
У одной женщины была мания, что все вокруг в нее влюблены. И она захлебывалась от избытка собственного бытия. А потом она стала старой, и потухло ее лицо. А те, кто знал ее красивой и молодой и ее любил, начали умирать, умирать…
И однажды она грустно сказала:
– Вот и я уже умерла. Но где-то там, наверху, забыли вовремя выключить мою лампочку, и она продолжает тускло гореть…
* * *
Но гаснет тусклая лампочка, и следы человека обрываются у реки, зарастают мелким кустарником, затаптываются другими людьми.
Трудно что-нибудь с достоверностью о нем сказать, разглядеть рисунок его судьбы. Доказать, что был такой человек. И если спросят о нем: допустим, он действительно был, но если он был, то он – КТО?
В крайнем случае можно ответить о роде его занятий: полководец, мытарь, поэт, или о степени его родства с теми, кто еще жив: муж тети Вари, дедушка Олега Петровича, ребенок Танечки с третьего этажа…
* * *
Говорят, человек штучен и неповторим. Никогда на свете не было такого же человека и не будет впредь. Только тот, кто любит его, понимает, что это – так.
И если не было бы Того, Кто способен это вместить, каждого человека знать по имени и в лицо, – суетна была бы вся эта бурлящая пестрота, сдерживаемая общими именами Петров и Павлов, Лазарей, Марий, Марф.