Интервью с политологом, председателем политсовета партии «Национальный курс» Андреем Алексеевичем Коваленко. Большой и откровенный разговор о культуре, ценностях, о Западе и России, о разнице между Украиной и Белоруссией, об идеологии, нравственности, о мужчинах и женщинах.

– Давай сегодня поговорим не об экономических и политических вызовах для нашей страны, а о культурно-идеологическом суверенитете. Главной своей задачей мы ставим обретение суверенитета России, а одним из средств достижения этой цели – отмену статьи 13 п. 2 Конституции, запрещающую государственную идеологию. Почему идеология так важна для независимости нашего государства?

– Потому что идеология, как никакой институт государства, скрепляет все этажи государственной власти и делает её вертикальной. В ней находится смысл существования государства. Без идеологии государство не назвать государством. Это может быть сообщество людей, но смысл их существования им придаёт государство, оно же ставит цели и артикулирует общие ценности. Идеология формирует государство. Самая главная ахиллесова пята нашего государства это то, что после развала Советского Союза у нас до сих пор не сформулирована государственная идеология. Государства Запада, даже если у них не прописана идеология, но они примыкают к этому условному Западному миру, все равно наполнены либеральной идеологией. Помимо всего прочего у идеологии есть и вполне прикладная функция – она делает маловероятной возможность госпереворотов и захватов власти. А у нас её нет. Поэтому Россия очень уязвима. К сожалению, назвать Россию государством в полном смысле этого слова тоже нельзя. Там, где должен быть смысл, пока только пустота. Государство, которое не формирует положительной повестки некоторых горизонтов будущего, может только проигрывать. Наша страна сейчас дистанцируется от либеральной идеологии, что хорошо и правильно, но не формулирует своих собственных ценностей и целей.

– Но Россия это государство, которому не 25 лет, как утверждается в основном законе, у неё тысячелетняя история и многовековая традиция. Можно сказать, что это выработало некие условные «правила жизни», которые позволили многонациональному народу России пройти свой исторический путь, выработать уникальную культуру, вырастить многих гениев: ученых, изобретателей, философов, полководцев и людей искусства. Как получилось так, что у нас нет идеологии? Ведь наши предки знали, как жить хорошо, правильно, создавали большие семьи, рожали детей и вели хозяйство. И, кстати, построили государство, в котором мы живем. Традиционные ценности, эти «правила жизни», испокон веков уберегали народы от самоуничтожения. Актуальны ли они сейчас?

– Конечно. Традиционные ценности – это ценности по умолчанию. Они по определению являются традиционными, вечными. Да, это правила жизни, единственные которые показали свою эффективность. А вот западные ценности, то есть другие, альтернативные традиционным ценности, – это смелый эксперимент, который они пытаются внедрить повсеместно. Но, начиная с демографии и заканчивая просто внешним эстетическим видом их последователей, можно сделать вывод, что это тупиковая ветвь эволюции. Она просто закончится сама по себе. Она уже заканчивается на наших глазах. Ужасная деградация, превращающая людей в диких животных. И кто сказал, что это путь вперед? Это просто путь остывания и распада некогда цветущей европейской цивилизации. Как такое стало возможным? Победившие Соединенные Штаты Америки сказали: «Всё, Европа делает суицид». Сорос организовал революции, по этим же каналам туда пошли беженцы, и Европа, следуя своим ценностям, взводит курок и подносит пистолет. «Давай, стреляй», – и она вот-вот нажмёт курок. Это и есть западные ценности – всеобщая толерантность, размывание границ между полами, легализация извращений и атомизация общества. Целые государства на грани добровольного самоуничтожения.

– Вот смотри, ты сам сказал, что в Европе творится настоящий кошмар, но в России, которая этого всего еще не видела, распространено мнение, будто всё это неправда или это настолько несущественно, что не важно. А важно, что они хорошо живут и деньги зарабатывают. Как бы ты ответил на подобное замечание?

– Да, когда-то и тема геев была несущественной. А сейчас это мировой мейнстрим и в политике тема № 1. В первую очередь, я бы посоветовал съездить в Европу и своими глазами всё увидеть. Наших патриотов часто обвиняют, что мы, мол, ватники, сидим и ничего не знаем. Я многократно был в Европе. Люди традиционно-ориентированные, которые понимают, что значит здоровая семья, здоровое потомство, здоровое государство, приезжают оттуда в ужасе. И сами европейцы, и наши туристы в шоке от того, что там происходит. Да, социальные нормы какие-то есть, но большой симпатии у населения это не вызывает по сравнению с морально-нравственной деградацией, то есть либеральными ценностями, которые сейчас ставятся во главу. Представь, люди отдали всю свою ценностную сферу государству с либеральной идеологией, и оно взяло на себя воспитание детей. А получилось, что оно только разлагает общество. В Европе в большом количестве старики умирают в одиночестве. Если провести строгие оценки, то за этим фасадом прячутся страшные вещи – одинокие люди, разбитые семьи. Поэтому наиболее прозорливые европейцы Россию воспринимают как нечто здоровое рядом с собой. Когда я в последний раз встречался с немцами, они на фоне всего этого кризиса с беженцами (опять же вся ситуация продиктована либеральными «всечеловеческими» ценностями) сами говорят, что они не могли и представить десять лет назад, что у нас будет спокойнее, чем у них через 10-15 лет. А сейчас так и получается. Политики следуют указаниям из Вашингтона, и у них сейчас просто очаг напряженности. «У вас островок спокойствия и изобилия», — пишут мне люди, которые приезжают в Россию. «У вас здоровое экологическое питание, по сравнению с нашим», — это я слышу от европейцев, а не от наших патриотов. Поэтому надо просто съездить туда и посмотреть непредвзято. Бывает, что люди, попадая туда, и так как они уже ненавидели Россию, они продолжают себе этот образ раскручивать. И, как правило, две крайности случаются с этими людьми – меньшая часть продолжают ненавидеть Россию, то есть полностью сливаются с той пропагандой чудовищной о нас…

– Или сами становятся источником пропаганды…

– Да. Второй вариант и таких становится всё больше – это люди, которые под воздействием жизни зарубежом коренным образом меняют своё отношение к Родине. Они оставляют всё и возвращаются сюда. Вслед за Депардье и всеми остальными – наиболее понимающими иностранцами. Вот он конец цивилизации…

– Согласна. Зигмунд Фрейд утверждал, что культура состоит из табу. Если хотите уничтожить что-то, уничтожьте табу, уберите табуированность. До сих пор самыми жизнестойкими государствами остаются те, где сохраняется нравственность.

– Да, нравственность это как минимум здоровые семьи и здоровое государство. Нравственность, как часть ценностей, может продлить наше существование в истории. Я много езжу по странам будущего Евразийского союза. Например, Украина и Белоруссия. Сразу видно, что в Белоруссии люди более морально здоровы даже по сравнению с Россией. Я бы назвал Белоруссию в смысле традиционных ценностей здоровой. В стране видно будущее. Когда приезжаешь, там приятно находиться. И обратное впечатление, когда едешь по Украине. Украина выглядит как полное разложение. Вспомним, например, что они легализовали проституцию. А последние украинские выборы не показали ничего, кроме деградации, которая началась с Майдана и продолжается на наших глазах.

– Отличный ты привёл пример с Белоруссией и Украиной. Но с чем связано такое здоровое состояние общества в Белоруссии и настолько плохое на Украине? В Белоруссии не было Майдана?

– Майдана там и не могло быть. Всё потому что Белоруссия смогла удержать постсоветское наследие. Она не пошла по пути разноса и слома всех социальных и политических парадигм. Белорусы попытались сохранить всё экономическое богатство и политические схемы (я имею в виду политическую элиту, которая реально занималась управлением), оставшиеся от СССР. Они наладили механизм преемствования, и это спасло всю систему. На Украине же произошла приватизация, и власть перешла в руки олигархов и крупных капиталистов. Примерно как у нас, только мы это начали выравнивать в 2000-х годах при Владимире Владимировиче. А в Белоруссии такого не было вообще. Там с самого начала взяли эти процессы под контроль и не дали ничему уйти в разнос. Государство сохранилось. И мы видим, при сходных экономических условиях, преимущество наличия государства по сравнению с отсутствием государства. Это не разница между политическими культурами, это разница между присутствием государства и его отсутствием. Стоит только переехать границу между Харьковом и Белгородом, и мы видим, как выглядит отсутствие государства и как выглядит его присутствие. То же самое, когда из Киева едешь в Минск, видишь, как отсутствие государства мягко перетекает в его присутствие. Это, конечно же, симпатично выглядит. Как придумали на Украине объяснить своему населению этот парадокс? Как получилось, что мы вроде евроинтегрируемся, а живём всё хуже и хуже? Честное слово, я сам слышал о том, что среди украинских националистов ходит миф, будто российский Белгород это специальный проект Кремля по дискредитации Украины. Чтобы насолить украинцам, русские отстроили красивый город, дороги. Это всё хитрый план Путина, бесчеловечный просто. Чтобы люди из Харькова ехали и ненавидели русских.

– Даже так? Может быть, «коварный план Путина» реализуется в каждом российском городе после того, как мы вернем суверенитет?

– По полной программе.

– Надеюсь… А про страны Евросоюза тоже можно сказать, что у них отсутствие государственности?

– Я бы не так сказал. Там государства под контролем, буквально под внешним контролем. Но там есть свои государственные традиции, в отличие от Украины, которая отказалась от постсоветской идентичности, и не способна до сих пор выстроить новую государственность. В Европе в различных странах эта государственность есть, или еще держится. Но, благодаря внешнему идеологическому, политическому и военному контролю, у них это совершенно безумное суицидальное существование. Они могут еще более-менее пристойно существовать, но это в любом случае путь к закату.

– Как можно сейчас защищать нравственность? И как это можно делать политическими методами?

– В идеале и как мне бы хотелось – в стиле консервативной революции, которая произошла в Иране. Всё резко, понятно и сразу. Мы же делаем всё постепенно, обороняясь. Пытаемся, например, не пускать западный кинематограф, «творчество» определённых художников – апологетов современного искусства. То есть пытаемся не допустить хотя бы их влияния. Но это к вопросу о наступательной идеологической повестке. Если мы не внесём в Конституцию, как это, допустим, внесли в Венгрии: «Мы живем на Богом данной земле, традиционный брак – это брак между мужчиной и женщиной» и так далее, если мы не сформулируем подобное хотя бы в форме Конституции, не зафиксируем, кто мы есть, это будет давать повод для бесконечных претензий к нам, и мы будем обороняться. Пока мы внятно для себя, осознав свою историю, не сформулируем это в Конституции – документе, который очевидно должен описывать наш путь вперед, мы никак иначе не защитим ценности подавляющего числа населения. Пока мы только обороняемся, пока мы защищаем свои ценности, но мы их еще не утвердили, а осознаем как бы по умолчанию. Вот у исламской республики Иран всё понятно: у них свой проект есть и он жизнеспособный. Или как у Северной Кореи. Он есть и всем ясен. У нас идёт проект защиты суверенитета, но мы пока не сформулировали никакой позитивной повестки развития на ближайшие годы и десятилетия.

– Для этого нужно освободиться от внешнего управления: как политического, так и культурного. А вообще замкнутый круг получается – чтобы утвердить свою идеологию, нужен суверенитет, и чтобы обрести суверенитет, нужно выработать и утвердить свои взгляды и ценности в форме идеологии.

– У нас всё получится. Главное не сходить с пути.

– Но времени мало, и я думаю, что многие еще не осознают опасность, какую несут западные псевдо ценности. Окружающий мир (и Россия здесь без исключения) излишне сексуально ориентирован. Вот ученые доказали, что в момент сексуального возбуждения айкью человека падает в разы. А люди находятся под легким сексуальным возбуждением постоянно! Наш мозг не способен решать супер сложные задачи, пока активно либидо. Кино, реклама, интернет – да абсолютно везде мы видим пошло одетых женщин и полуобнаженных мужчин. Наших деток травмируют с младенчества. Большинство вырастает с психическими отклонениями. Это в том числе оказывает влияние на растущее число суицидов среди подростков. Как такое вообще возможно, чтобы людям было легче умереть, чем жить? Это печальная статистика. А если учесть, что падает демография, то вообще вырисовывается какой-то апокалипсический сценарий будущего. Что же делать?

– Это последствия жизни в крупных городах в большей степени. Это же испытание для человека и постоянный стресс. И как звери не плодятся в клетках, так и люди в городах не размножаются. Человек должен жить в естественной экологической среде, желательно в деревне. Это первое, что прямо сейчас всем можно рекомендовать. А с точки зрения морали и нравственности то, безусловно, должен быть суверенный контроль со стороны государства, чтобы не было постоянного развращения с экранов телевизора. И, наверное, нужно вводить какой-то дресс-код, потому что то, в чем ходят девушки, как ты правильно заметила, это не нормально и вредно во всех смыслах. Это большая тема для разговора, не знаю, стоит ли её касаться…

– Стоит. На самом деле, эта тема как будто находится под запретом. По крайней мере, о ней как мужчины, так и женщины говорить боятся.

– Хорошо, я выскажу свою точку зрения. Мне кажется, что женщины не одеваются и не раздеваются по своему собственному желанию. Это всё желания мужчин. Если мужчина хочет войны, сражений, борьбы, если он пассионарен, то он хочет видеть соответствующую женщину рядом с собой, и естественно рядом появляется образ матери. По крайней мере, какой-нибудь тип закрытой женщины. Если мужчина не хочет быть развращенным, то и она это ему не дает. Как только расслабляется мужчина, хочет похоти, забав, хочет видеть оголенные тела, вслед за этим раздеваются женщины. Ни в первом, ни во втором случае она никогда это не делает сама, это не её желания. Поэтому я не склонен обвинять женщин. В Иране вы бы видели, с каким удовольствием женщины носят платки, красивые платки. Им это действительно нравится. Потому что там мужчины на самом деле не хотят, чтобы их женщины обнажали плечи, ходили в мини юбках. Вот пример здорового общества. Когда мы начнем видеть в церквях на воскресных службах и мужчин тоже (причем в подавляющем большинстве), мы увидим оздоровление нашего общества. Но пока наши мужчины желают чего-то не того, и точно не того, чего желали их предки на протяжении долгих лет своей истории. Это надрыв мужской части населения. Исправление, конечно, идет, но оно почти не заметное.

– У нас тоже есть традиции ношения платков. Русские девушки в платочках ходили. И это считалось очень красивым.

– Павлопосадские? Да, правда, красивые. Если русская культура снова воспоёт русскую красавицу в юбке до пят и в платочке, девочки сами оденутся так. На это будут заглядываться мальчики, а не на полуголых моделей. У нас самые красивые женщины в мире! Это такое сокровище, которое нужно беречь как зеницу ока. И я хочу, чтобы они стали еще и самыми здоровыми и счастливыми.

– Так мы и должны этому помочь! Но, опять же, для этого нам нужен суверенитет.

– Да. Пока мы можем только запретить голливудские фильмы. Это большая проблема. А ведь запрос на русскую традиционную культуру грандиозный. Социологические исследования показывают (мы проводили как раз срез на ценностную ориентацию нашей молодежи), что большинство настроены на сильное государство, традиционные ценности, традиционную семью – это 70-90%. На Кавказе этот процент еще больше, но даже в Москве в худшем случае это 60%. Но тогда совершенно не понятно, на кого вещают наши Медиа, ведь пропорции традиционных и либеральных ценностей в СМИ строго обратные. 80-90% Медиа транслируют нам либеральные образы в отрыве от традиционных ценностей даже сейчас, даже при Путине! Колоссальная диспропорция! Иначе как диверсией это не назовешь.

– Вот мы и доказали, что не спрос рождает предложение…

– Это напоминает ситуацию перед исламской революцией. Запрос уже созрел. Видимо, нужен ключевой момент, когда баланс просто рухнет и чаша весов склонится в нашу пользу. 86% Путина это те люди, что за традиционные ценности. Поэтому это дело времени, когда это произойдет. Но нам бы хотелось побыстрее.

– Страшные вещи еще и в рекламе показывают. Я считаю, что именно она, а даже не культура, находится на низшей ступени деградации. И она более повсеместна, чем что-либо другое. Как оказалось, в России крупнейшие рекламодатели это западные иностранные бренды. Можем ли мы сейчас как-нибудь сражаться с ними в своих СМИ? Или нам придётся ждать суверенитета?

– Опять вся наша либеральная общественность поднимет жуткий вой. Смотрите, опять патриоты наступили на свободу слова – любимую мозоль нашего либерала. А если серьезно, то это комплексная задача, которую вполне можно решить в течение года. Наметился такой консервативный тренд в политике, поэтому я бы не удивился, если бы это стало правдой, например, завтра. Представляешь, мы включаем завтра новости и слышим, что некоторые виды рекламы будут как-то согласовываться специальным комитетом. Вся ситуация для этого создана и мы движемся в этом направлении. Каждый год принимается какой-то такой закон, который прямо изменяет ситуацию и вызывает жуткую злобу зарубежом, типа запрета гей-пропаганды. Шаг за шагом мы отвоевываем для себя пространство для очередного маневра. Каждый закон – как будто буква «А», после которой уже можно сказать «Б». Может быть следующим шагом как раз станет реклама. И здесь нет мощного экономического лоббирования извне.

– Думаешь, не будут сопротивляться?

– Транснациональные корпорации, благодаря санкциям и так от нас уходят. Те же Макдональдсы закрываются. Я думаю, момент крайне удачный. Будем рекламировать свои замечательные продукты, и реклама будет содержательной без всякой ненужной пошлости и без отрыва от наших ценностей. Помнишь, в 90-е как ужасно переводили рекламу? Там был текст закадровый английский. Как можно так не уважать местное население? Даже в арабских странах такого нет. Бренд «Кока-кола» переводят на местный язык. У нас до сих пор кока-кола на английском везде. Ужасно. Как будто мы страна третьего мира. Мне кажется, и в африканских странах заставляют всё переводить.

– Я заметила, что в нашем разговоре еще ни разу не было произнесено это страшное слово «цензура». Но мы ведь его не боимся?

– Это замечательное слово!

– В советское время была Цензура, и про неё до сих пор ходят разные легенды. А для некоторых людей она и вовсе наподобие детских страшилок. Я же думаю, цензура в СССР незаслуженна оболгана. Ну, правда, что только про нее не говорят! И сейчас говорят, будто есть цензура. Только уже не советская, а Путинская. А я смотрю и думаю, о чем вы? Это же просто смешно! Как можно говорить о том, что у нас на телевидении цензура, когда этому самому телевидению не помешала хотя бы капля цензуры! Я уж не говорю о том, что нужно просто менять всю телевизионную политику…

– Дело в том, что ни одно государство на планете не живет без цензуры. В любом государстве есть цензура. Это священные камни, за которые нельзя заходить, на которых основывается государство, основываются ценности. Сам народ в праве их создавать. Попробуйте в Израиле говорить о том, что не было Холокоста, или попробуйте в США говорить, что американская мечта это фигня, и все либеральные ценности вместе с отцами-основателями и статуей Свободы тоже. Если вас не побьют, то совершенно точно выразят глубочайшее презрение, как к дикарю какому-нибудь. В большинстве стран прописано в законе, чем карается и чем является экстремизм. В Израиле это одно, в США другое, в Германии третье. Мы имеем право сформировать для себя и записать это в закон, о чем можно говорить, а о чем нельзя. Нужно быть честными. Мы сейчас пытаемся наказывать за нежелательные для нас действия через различные законы, например, через налоговые. Но это, как я уже говорил, оборонительная практика. А наступательная – это честная цензура. Что может попасть под цензуру? Национализм в крайних формах, раз. Ополчение на традиционные конфессии, два. Да целый перечень это! Великая Отечественная Война и остальные базовые вещи для нас, которые нельзя трогать. И это должно быть четко прописано для любых СМИ, которые сейчас пытаются влезть и разворошить самое священное, дорогое для большинства из нас. Пусть это будет караться существенными сроками: 10, 12, 20 лет за особо тяжкие формы глумления. Это и значит цензура. Это и значит суверенитет.

– Наверное, прежде отдела цензуры у нас должна появиться и внутренняя самоцензура. Чтобы мы сами понимали, что свято и что трогать нельзя. А это без идеологии не вырабатывается.

– В некотором смысле такая самоцензура неформально появилась. По крайней мере, мы уже о ней говорим, и это хорошо. Обидно, что приходится по идиотским поводам закрывать, например, какие-то радиостанции, хотя можно было бы уже всё сказать открыто. Почему мы не можем прямо дистанцироваться от того, что для нас неприемлемо и далеко от нашей культуры? Потому что нам опять от Запада достанется? Ну, извините.

– Может, мы скоро и закон о саморегулировании СМИ примем?

– Вполне. Недавно хороший законопроект был внесен в Думу о том, что СМИ должны жёстко отчитываться о финансировании из-за рубежа. Не прекращать его, а отчитываться хотя бы. И то подняли дикий вой. «Ай-ай-ай, как мы будем отчитываться?!» На самом деле так же, как в законе об иностранных агентах. Вот это очередной шаг, о чем я и говорил. Постепенно, шаг за шагом, но мы всё-таки побеждаем. Общество готово и к намного большей цензуре. Но хотя бы это пока.

– То, что готово, — однозначно. Я приведу пример человека, который жалуется на то, что он не может ни один современный российский фильм посмотреть с детьми. Каким бы патриотичным правильным он ни был (а сейчас начали снимать такие фильмы), режиссер все равно сделает какую-нибудь гадость, например, добавит эротическую сцену. Я думаю, никто не сможет показать фильм детям, где есть постельные сцены. Получается, фильмы можно прямо в мусорку отправлять. Потому что главной воспитательной функции они уже не имеют.

– Да, есть такая тенденция. Почему? Потому что это демонстрация верности западным либеральным ценностям. Мы в 90-е годы «присягнули» на верность этой парадигме и с ними нельзя просто так взять и порвать. Это как в советских учебниках любых: первые строчки всегда о верности марксизму-ленинизму. Это догматическая вещь. Нельзя без этого обойтись. Любой режиссер должен что-то «из списка» включить. Например, гомосексуальная любовь должна промелькнуть слегка. Это для того, чтобы обозначить, что он в верном идеологическом русле движется. Иначе у либеральной общественности на Западе возникнут претензии к фильму. Да и что можно ожидать от наших фильмов? Мы идем в том же тренде, мы не провозгласили своих ценностей!

– Значит, пришло время наступать!

– Наступать, потому что нам очень важно сохраниться. Как государству, как цивилизации. Обороняясь, мы теряем слишком много времени, а время работает против нас. США требуют – России нельзя существовать. Это, в том числе, в Конституции 93-го года записано. И вместо того, чтобы менять ситуацию кардинально, мы всё время оглядываемся на то, что там, на Западе про нас подумают. Все хотят делать красивую мину и играть с нашими западными «партнерами». А долго это не получится.

Источник: Русский Код