Валерий Коровин: «Путин и линия Примакова» (30.06.15)
Ситуация вокруг Донбасса указывает, что сторонники геополитической субъектности России и жёсткого отстаивания своих стратегических интересов потерпели поражение от сторонников слабой, ситуативной политики государства-корпорации.
Смерть Евгения Примакова стала знаковым событием для России. Даже без учёта масштаба личности, безусловно, оставившей след в российской истории, но в парадигмальном смысле. Лично для меня Примаков — это историческая остановка либеральных реформ после дефолта 1998 года и создание коалиционного правительства либералов и патриотов вместо правительства исключительно либералов, что стало в какой-то момент прецедентом участия патриотов во власти, изменившим ход российской истории. Ещё не стихла волна соболезнований родственникам Евгения Максимовича, к которым, конечно, стоит присоединиться. Ещё звучат хвалебные речи в адрес покойного патриарха постсоветской политики. Но уже сейчас, на фоне положительных оценок деятельности Примакова начинает муссироваться несколько принципиальных, на мой взгляд, тезисов, которые пытаются использовать в отрыве от произошедшего печального события. Ибо речь идёт о формировании грядущей внешнеполитической стратегии России эпохи «после Примакова», и от того, на каких основаниях она будет сформирована, зависит не только судьба страны, но и изменение глобальной картины мира.
С экранов телевизоров и страниц печатных и интернет СМИ не сходит следующий тезис, высказанный Примаковым незадолго до своей смерти, который, как сегодня утверждается, однозначно принят нынешним российским руководством и лично президентом Владимиром Путиным в качестве незыблемой конвенции, объясняющей политику РФ по отношению к украинскому кризису за последний год:
«Если юго-восточные регионы Украины, где сейчас сохраняется напряжённость, останутся частью соседнего государства, это будет соответствовать российским интересам, считает бывший премьер-министр РФ, академик РАН Евгений Примаков. По его мнению, «только на такой основе можно достичь урегулирования украинского кризиса».
На вопрос, может ли Россия в нынешних условиях несоблюдения минских соглашений, в случае крайней необходимости ввести свои войска в помощь ополченцам, бывший премьер дал однозначный ответ.
«Отвечаю: категорически нет. Если бы такое случилось, это было бы выгодно США, которые использовали бы такую ситуацию, чтобы держать под собой Европу на целый век. Вместе с тем, такая позиция с нашей стороны не означает отказа от поддержки ополченцев, которые добиваются учёта особенностей юго-востока Украины в структуре украинского государства», — заявил Примаков».
Левый мондиализм — забытый концепт
Мало кто сегодня учитывает тот факт, что Евгений Примаков являлся носителем идеи т. н. левого мондиализма — концепта, разработанного в США в тот момент, когда Советский Союз достиг своего максимального могущества, и Западу стало понятно, что ни военным способом, ни путём экономического давления Советское государство не победить.
Суть идеи заключалась в следующем: на основании того, что США и СССР достигли силового паритета, по сути, поделив между собой весь остальной мир, признать, что дальнейшее противостояние не имеет смысла. Отсюда следовало американское предложение, точно учитывающее психологию советских, русских по своей сути, элит — совместно править миром, двигаясь к постепенному созданию мирового правительства на основе советских и западных элит. Для этого США заявили о необходимости системной конвергенции двух проектов. А это влекло за собой заимствование лучших достижений советской системы Западом (для реализации этого эксперимента была отведена Европа), а Советскому Союзу предлагалось, отказавшись от жёсткой идеологической марксистской догматики, принять очевидные преимущества западной системы, в первую очередь свободу слова, самовыражения и элементы рыночного строя. «Научным» куратором отслеживания реализации хода проекта с американской стороны в какой-то момент стал Генри Киссинджер. Первым же советским лидером, на котором началась обкатка проекта, стал Никита Хрущёв. Последним, как не сложно догадаться, Михаил Горбачёв. Первый только лишь чуть подрасшатал сталинскую советскую государственность, после замороженную Леонидом Брежневым почти на 20 лет, второй добил окончательно.
Именно при Горбачёве влияние сторонников лево-мондиалистской конвергенции двух доминирующих систем достигло своего пика. Необходимо было лишь начать поэтапную реализацию дорожной карты создания мирового правительства: с нашей стороны это прекращение настаивания на жёстком марксизме, «освобождение» Европы от своего присутствия (мы же теперь не враги), начало внутренних реформ — гласность, свобода слова, экономическая либерализация, кооперация. Ибо как же мы будем сближаться, если у нас столь разные внутренние системы? США, со своей стороны, позволили левым в Европе интегрироваться во власть, создав фоновую волну евро-советизма. Мы свою программу выполнили сполна. Запад же, кто бы мог подумать, нет. Объяснение со стороны «партнёров» было такое: а мы не успели, вы очень быстро развалились. Ну что ж, давайте попробуем ещё разок. Россия, в конце концов, тоже довольно большой кусок, есть с чем работать.
Разворот к сближению на равных
Приход к власти в России либерал-реформаторов расстроил носителей левого мондиализма. Либерализация означала полную сдачу, интеграцию в западный проект без условий и без остатка, полное принятие западной логики без учёта каких-либо интересов и позиций с нашей стороны. Так капитулируют, а не создают коалиции. Кто будет с нами считаться, если мы ни на чём не настаиваем? Для продолжения конвергенции на пути к созданию мирового правительства у нас должна быть своя система, своя собственная повестка, свои национальные интересы — для разговора и сближения на равных.
Запад же, добившись своего, и одержав победу в холодной войне, перестал заниматься подобными глупостями. Победа уже одержана, к чему эти разговоры? С кем теперь делить мир, который достался нам целиком? В западном истеблишменте проект левого мондиализма просто был снят с повестки дня. А у нас нет. Лишь Киссинджер продолжал говорить приятные российским левым мондиалистам глупости. В ответ ему вторил… Евгений Примаков, ставший на тот момент премьер-министром, и остановивший оголтелые либеральные реформы, чуть не угробившие страну. Ведь если не будет страны, от имени чего мы войдём в глобальную элиту? Страна с её национальными интересами — это незыблемый постулат, обеспечивающий полноправное вхождение в систему глобального мира, построенного если и не на основе двух блоков (требовать этого после крушения СССР было неадекватно), то на основании нескольких. Именно сокращением переговорной базы до масштабов РФ было обосновано стремление Евгения Примакова к утверждению тезиса о многополярности.
Бомбардировки Югославии выпадали из логики проекта мондиализации. Киссинджер объяснял — у нас тоже есть свои ястребы, которые действуют в радикальном ключе. И если ваши радикалы осуществляют оголтелые либеральные реформы, то наши, проявляя нетерпение, бомбят суверенное европейское государство, но надо продолжать гнуть свою линию — мы сближаемся, приводя системы к единообразию, остальное детали. Примаков осуществил свой исторический разворот над Атлантикой не потому, что удар по Югославии наносил удар по российским интересам — их тогда, попросту, не было, ибо либеральная догматика теории международных отношений гласит: «демократии (либеральные) друг с другом не воюют». Россия на тот момент из кожи вон лезла, чтобы доказать верность либеральным принципам, и удар либеральных США по не либеральной Югославии полностью укладывался в тогдашнюю либеральную повестку дня, во внешней политике реализуемую «атлантистом» Андреем Козыревым. Именно поэтому Примаков был против Козырева. Тот своей поспешностью путал карты и мешал созданию единого правительства. Примаков развернулся в сторону продолжения равноправного сближения, а не в сторону чаяния патриотических масс, рукоплескавших ему в те дни. Мы его просто не так поняли.
Отвечаю: категорически нет
А теперь вернёмся к тому тезису, с которого начали. На вопрос о том, может ли Россия в нынешних условиях несоблюдения минских соглашений в случае крайней необходимости ввести свои войска в помощь ополченцам, Примаков однозначно заявил: «Отвечаю: категорически нет. Если бы такое случилось, это было бы выгодно США, которые использовали бы такую ситуацию, чтобы держать под собой Европу на целый век».
Ответ, совершенной не понятный для типового «лямбда-индивидуума» — атомизированной обывательской единицы, абсолютно некомпетентной в вопросах внешней политики и оценивающей любое утверждение лишь эмоционально. И действительно, обывательская логика проста: «это было бы выгодно США», а США — враг, с этим сегодня никто не спорит, а то, что выгодно врагу — плохо для нас. Враг использовал бы это, чтобы «держать под собой Европу на целый век» — а это плохо, потому что, во-первых это враг, во-вторых, Европа — это основа европейской цивилизации, частью которой, как сегодня многие уверены, мы являемся. Но в этом же ответе и слабость позиции России — Россия «не может», даже если минские соглашения не выполняются, если убивают русских на Донбассе, сотнями, тысячами, даже если разрушают города и инфраструктуру, провоцируя поток беженцев, количество которых достигло полумиллиона и продолжает расти. Не может Россия. Не-мо-жет! И точка. Как приговор. В Приштине, при либерале Ельцине могла, а сейчас «не может!» В Южной Осетии в 2008 при либерале Медведеве могла, а сейчас «не может!» — «Категорически нет!»
Патриот скажет: можно подумать, что США и так не держат под собой Европу вот уже почти целый век? Можно подумать, что Запад собирается воевать с Россией? С сильной — точно нет. Со слабой — обязательно. Можно подумать, что украинская армия, именуемая ВСУ, будет воевать с Россией? Так она уже с ней воюет, в чём не сомневается ни Порошенко, ни Обама, легко убеждающий в этом Европу, которую США держат под собой почти целый век, тотально контролируя европейские элиты. А европейские массы в это время выходят на миллионные демонстрации против легализации усыновления детей однополыми парами и кричат «Путин, Путин!». Если же киевской хунте действительно, всерьёз, не на словах, а на деле, захочется испытать силу русского оружия, то добро пожаловать в Крым. Уж коли он считается украинским — секунда — и вы в войне.
Для европейца Донбасс — это такая же Россия, как и Крым, да и, собственно, сама Украина. Когда в Вашингтоне шумят по поводу того, что Россия вторглась в Украину, в Европе пожимают плечами, как если бы сами США вторглись в Техас. Россия, сдающая русских Донбасса — это слабая Россия, не решительная, не готовая защищать свои национальные интересы, значит — вводим американскую технику в Прибалтику и Польшу, наращиваем натовское присутствие в Восточной Европе, Россия слаба, пригодится. Россия, вводящая войска на Донбасс для защиты своих интересов — это сильная Россия, для Европы это сигнал — шутки в сторону, американская техника лишь провоцирует, Россия берёт своё, по праву, американцы улетят к себе на остров, а мы останемся.
Весь этот набор разрозненных аргументов совершенно не убеждал Примакова, отвечавшего на это — «мало ли кому что не нравится» и «это российские СМИ виноваты». Ведь он мыслил парадигмально, и видел ситуацию цельно: есть Запад во главе с США, и есть Россия — правопреемница СССР. Мы сближаемся, но не путём сдачи наших национальных интересов, а путём сближения позиций, двигаясь к созданию единого мира, которым будут управлять общие элиты. Ввод войск в Донбасс — это неотвратимая констатация того факта, что проект создания единого мира, в котором правят США и Россия — закрыт. А это катастрофа, крушение надежд, обнуление усилий всей жизни.
Был ли Примаков патриотом, как говорят? Да, безусловно, был. Для него Россия — это ценность, а интересы государства — превыше всего. И как патриот он видел Россию во главе объединившегося в рамках общей системы общечеловеческих ценностей мира. Видел ли он врага в США и Западе. Безусловно, нет! Ибо именно с США и Западом должна была объединиться Россия, рационально, прагматично и обстоятельно управляя всем оставшимся миром, как и планировалось тогда ещё, в советскую эпоху, когда государства наши были большими и могущественными, а Примаков и Киссинджер — молодыми и полными решимости.
Конец «линии Примакова»?
Сегодня нет сомнений в том, что линия Примакова одержала верх. Россия забрала — по праву — Крым, и не собирается забирать — тоже по праву — Донбасс. Почему? Чтобы не испортить отношения с Западом, ведь нам ещё с ними управлять миром. А без них мы никак. У нас нет технологий, в конце концов. Да и привыкли мы уже так — они развиваются, мы догоняем. Они — цивилизация, мы стремимся стать ей. Они ведут себя стратегически, мы ситуативно, реагируя на брошенные нам локальные вызовы.
Сегодня сторонники сильной внешней политики, геополитической субъектности России и жёсткого отстаивания своих стратегических интересов потерпели поражение перед сторонниками слабой, ситуативной политики государства-корпорации, уворачивающейся от прямых ударов и открытых столкновений. Мы не боксируем, мы вальсируем, ведь мы «партнёры». Да, мы не спускаем обиды, и если нам наступают на ногу, мы возмущаемся и подаём ноту в ООН. Но признать цивилизационное противостояние — «категорически нет», ведь мы так же, как и американцы, часть европейской цивилизации. Сегодня эта линия доминирует, её сторонники и проводники торжествуют, а русское патриотическое большинство, поднявшееся из окопов за «Русскую Весну» — терпит поражение, осмеяние и оплёвывание. Но если мы верим в свою правоту, в то, что гонимы за правду, то и Бог на нашей стороне. История России насчитывает тысячу лет, и секунда поражений лишь укрепляет, подтверждая историческую правоту.
Путин — реалист, для него государство — ценность, а идеология — нет. Он не знает, что такое мондиализм, но знает, что такое национальные интересы. От того, продолжится ли «линия Примакова», или Россия изменит внешнеполитическую стратегию, чётко расставив цивилизационные маркеры «свой-чужой», дав недвусмысленный сигнал своим союзникам и вынеся за скобки противников, зависит не только судьба государства российского, но и ход человеческой истории, неумолимо движущейся к финальной развязке, дающей ответ на эсхатологический вопрос — «мы или они?»