Какие таинственные слова Евангелия о том, как Господь после Своей смерти и воскресения явился ученикам Своим – Луке и Клеопе – на пути в Еммаус! И они не узнали Его, поскольку «глаза их были удержаны» (Лк. 24:15). И лишь после благословения и преломления хлеба с ними, «тогда открылись у них глаза, и они узнали Его; но Он стал невидим для них» (Лк. 24:31).
Апостол Марк свидетельствует, что ученики не узнали Его, потому что Он «явился в другом образе» (Мк. 16:12).
Это встреча апостолов с неузнанным Христом «в другом образе» всегда волновала меня своей экзистенциальной загадочностью:

Путника неузнанным отправить в ночь! В скитальце
Не признать глаза Его и губы!
Голоса Его не различить и пальцы,
Преломляющие хлеб, не разглядеть – к чему бы?

И, напротив, поражали свидетельства внезапного «узнавания», ликование при получении вестей – от Него.
У меня есть друг – монах, человек от рождения своего крайне непрактичный, в повседневной своей земной жизни беспомощный, может быть, даже безалаберный. Про таких говорят: «витающий в облаках». И вот лет десять назад у него вдруг возникла неотступная идея – переселить своих престарелых родителей из их родного города на новое место. Продать их участок с домиком и купить что-то взамен, но только в иных краях. И так он стал усердствовать и упорствовать в этом предприятии, которое поначалу казалось просто невозможным: прежде всего, родители его вовсе не желали никуда переезжать из родного дома. Там у них было все свое: огородик, садик, домик, чуланчик с курями, подвальчик, где папа потихоньку гнал первоклассный самогон, сарайчик, где хранилась утварь, а кроме того – вокруг соседи, родня, пыльная знакомая дорога до магазина, карточка в поликлинике. К тому же все это хозяйство, нажитое ими за всю жизнь, как оказалось, и гроша ломаного не стоит: денег от продажи всего-всего кровного – и домика, и огородика с садиком, и сарайчика с чуланчиком и подвальчиком – хватало разве что на хатку на острове посреди Псковского моря! И остров этот, по словам самого же этого, вдруг сделавшегося многозаботливым и деловым, монаха, был «островом забытых людей», с которого все давным-давно сбежали в поисках работы, пропитания и мало-мальской цивилизации.
Словом, родители сопротивлялись не на шутку, но и сын их против своего кроткого обыкновения повел себя решительно и твердо: торговался, продавал, покупал, оформлял, перевозил и устраивал возроптавших было стариков на новое место, обносил оградой пространство для нового огородика, растапливал печку, заготавливал дрова и пригонял им по волнам собственную лодку… Можно было только дивиться его деятельной натуре, прежде таившейся глубоко под спудом созерцательного и блаженного умиротворения.
Вскоре дремавшая и истосковавшаяся земля принесла первый урожай, зацвели яблоньки, по пустынным просторам островка повеяло хмельным самогонным дымком, в ведерке заплескалась свежепойманная рыбка, на столе, уставленном вазочками с вареньем, закипел самоварчик, и жизнь стала понемногу налаживаться.
А их родной Луганск, из которого они так не хотели уезжать, начали бомбить и обстреливать…
Когда я спросила своего друга: «А как это ты догадался, когда все было спокойно и ничего еще не предвещало беды, что пора спасать родителей?», он только улыбнулся своей детской улыбкой и ответил: «Да так как-то, Бог на душу положил».
Таинственно, чудесно, невозможно! Как сказал философ: «Тут не путь невозможен, но сама невозможность есть путь».
…Господи, положи и мне на душу, что делать и как жить!
«Положи меня, как печать, на сердце Твое, как перстень, на руку Твою…» Аминь.

НЕВОЗМОЖНОСТЬ

Какая цветущая сложность
у немощи – смешанный лес,
когда перед ней Невозможность
сияет, как Царство, с небес.
Она хитроумной тропою
пускается в путь по кривой,
цепляясь черницей слепою
за куст ежевики живой.

Прикинется волком от страха,
змее назовется змеёй,
наестся и пыли, и праха,
напьется воды дождевой,
набьется в попутчицы к татю,
за чаркой расплачется вдруг
и будет какого-то тятю
покойного кликать вокруг.

Выкладывать счеты, резоны,
обиды на жизнь, на мечты,
и будет романтикой зоны
растрогана до немоты…
…Но лучше уж так, лучше – больно,
и лучше уж эти, чем те,
которые самодовольно
коснеют в своей простоте.

Которым исхода – не надо:
ни Царства, ни царских даров,
ни брачного пира, ни сада,
ни этих вселенских ветров,ни этого стана и тына
в лишайниках, в хлябях, в парше,
где в синем гиматии Сына
является странник душе.
2011