Лев Пирогов о том, почему день памяти жертв репрессий не станет общенародным.
Принято считать, что либеральное сообщество отличается (от патриотического) отменным литературным вкусом. Так уж сложилось. Один либеральный поэт, не могу вспомнить фамилию, заслуженно гордится своим главным творческим достижением – рекламным слоганом для, извините, презервативов: «Тоньше намёков, прочнее обещаний». И это, отдадим ему должное, действительно хорошо. Не презервативы хорошо, а вот это вот. Литературная составляющая.
Однако за любым талантом нужно ухаживать. Иначе – мускулы ослабеют, а вкус затупится. Именно это и произошло с либеральной общественностью, когда она, обзавидовавшись ватникам с их Бессмертным Полком, анонсировала собственный ответный супермегапроект. Почему, дескать, из всей 1100-летней истории России выбрали именно это событие для формирования новой российской идентичности? Это совершенно непонятно. Лучше бы провели акцию потомков лагерников «Бессмертный барак».
Ну, какая идентичность, такое и событие, это понятно. Непонятно, куда подевался литературный вкус. Ведь «бессмертный барак» — это просто-напросто смешно, само собой напрашивается на пародию. Вроде как «священный сарай». В сочетании высокого и низкого стиля низкое побеждает, высокое разрушается. Хотя бывают редкие исключения – например, «Вечный жид».
Наверное, изобретатели бессмертного барака тоже исключением стать пытаются. Да и что им ещё делать? Заключённых в лагере делят на отряды, — назваться «Бессмертным отрядом», что ли? Непонятно, о чём это… И потом, полк – это регулярная армия, а отряд – партизанщина. Полк победит. Тогда, может, «бессмертный лагерь»? Что-то туристически-пионерское получается… «Бессмертная зона» — и вовсе что-то из области популярной фантастики.
«Язык – дом бытия», — говорил Мартин Хайдеггер. Если явлению нельзя подобрать название, значит, оно «онтологически не прикреплено к бытию», — как тот же Хайдеггер сказал бы. Ну, то есть надумано, высосано из пальца. Не имеет под собой почвы.
«Как же, — возразят, — а сотни тысяч репрессированных и казнённых, погубленные жизни и судьбы – их не было?» Были, конечно. Но тут вот ведь какое дело. В каждой семье бывают скандалы, стыдные и горестные события. Однако отмечаем мы почему-то дни рождений и свадеб, а не «когда нас обворовали». Дорожить хорошим – свойство нормальной психики. Память о погибших в войне подкреплена пониманием, что жертвы были не напрасны. У каждой семьи свои горькие потери, но Победа – для всех общая, и поэтому в этот день мы объединяемся.
Объединяемся, вопреки жалко звучащим призывам либеральных общественников проводить День Победы келейно, в семьях, в домашней скорби.
А вот день памяти жертв репрессий провести так, как празднуем мы День Победы, никогда не получится. Тут действительно – у каждого своя боль и своя история. Ну, например, деда моего в 1936 году посадили, а потом в те же края сослали и бабушку. Он — студент, спортсмен, планерист, будущий лётчик, знал два языка, музицировал. Она — плохо понимавшая по-русски крестьянская девочка из раскулаченных, дочь поломойки. Они никогда бы не встретились и не смогли полюбить друг друга. Но, что называется, «дотянулся проклятый Сталин».
Выходит, если бы не репрессии, меня бы не было на свете, но что тут праздновать? И о чём жалеть…
Когда у человека радость, ему хочется поделиться ею с другими. Когда боль – он прячется, заползает в нору. Когда у нас праздник, либералам больно, вот они и не понимают, почему мы не хотим заползать в нору. Но зато когда нам больно, горько и стыдно, — у них праздник, их тянет на улицы.
Как в сказке про дурака, который смеялся на похоронах, и плакал на свадьбе.
Дурак, конечно, почитаемый фольклорный образ, но штука в том, что дурак хорош, когда он один. Дурак – принципиальный одиночка. Когда дураки идут маршем, это уже напоминает стадо баранов…
Фото: Алексей Дитякин/ ТАСС
http://svpressa.ru/blogs/article/121745/