Они повсюду рядом – на монументах, картинах, в стихах, прозе. Из тьмы веков глядят на нас благородные лики Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Они – символы патриотизма, люди, вставшие во главе народного ополчения, изгнавшего польско-литовских захватчиков из Москвы, и спасшие свое Отечество.

В январе 1809-го началась всенародная подписка на памятник героям, и через два года было собрано достаточно средств для начала работ. Монумент решили установить в Москве на Красной площади, а в Нижнем Новгороде открыть обелиск. Но возведению памятника помешало вторжение Наполеона. После бегства французов строительство возобновилось.

200 лет назад, 4 марта (по новому стилю) 1818 года на Красной площади при большом стечении народа был торжественно открыт памятник Минину и Пожарскому работы скульптора Ивана Мартоса. В церемонии участвовали четыре сводных гвардейских полка, прибывшие из Санкт-Петербурга. В Москву приехали члены императорской семьи во главе с императором Александром I. Теперь на монумент смотрели не только как на символ победы 1612 года, но и как на триумф в Отечественной войне 1812 года.

Вернемся еще на двести с лишним лет назад, в смутное для страны время.

Стонала под вражеским игом Русь. То один ворог объявлялся, то другой. Захватчики сжигали дома, терзали людей, угоняли их в полон. А защитить несчастных было некому. Одним словом – лихолетье.

Москва была испоганена.

Церкви стояли закопченные, каменные палаты перепачканы пеплом, избы разрушены. Русская речь была едва слышна, зато чужеземная гремела повсюду. Завоевателям изрядно подсобляли свои – разбойники, истязатели, люди без роду и племени, продавшие свои души за злато-серебро, перепачканное кровью.

Однако не вся Русь была завоевана. Казань, Нижний Новгород и другие города вражеского нашествия избежали. И там стало собираться ополчение, должное сразиться с неприятелем, да с Божьей помощью повернуть его вспять. Воеводой избрали князя Дмитрия Пожарского.

…Родился он в деревне Сергово, неподалеку от села Коврово (ныне – город Ковров Владимирской области). Был он потомком Василия Андреевича, первого из князей Пожарских, выходцев из Стародубских князей Суздальской земли. Они, в свою очередь, являлись потомками великого князя Владимирского Всеволода Юрьевича, сына Юрия Долгорукого, основателя Москвы.

У Пожарских был дом в Москве, на Сретенке, где поселился Дмитрий. Часть того здания, между прочим, сохранилась до настоящего времени и входит в состав дома графа Федора Ростопчина, владевшего домом в начале XIX века (его нынешний адрес – Большая Лубянка, 14).

Когда Дмитрию исполнилось 15 лет, он получил придворный чин «стряпчего с платьем». Таковые становились оруженосцами царя, а также должны были подавали ему предметы облачения. Известно, что Пожарский участвовал в Земском соборе, избравшем на престол Бориса Годунова.

Не обошел князь и ратные дела – командуя отрядом стрельцов, участвовал в стычках с крымцами.

За верность и смелость Пожарский приглянулся Годунову, который вызвал его в Москву, одарил подмосковным селом и наградил званием стольника.

То был уже немалый чин – после бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков. Ну, а матушка Дмитрия, Мария Федоровна стала боярыней при дочери царя Ксении Борисовне. А уж потом – верховной боярыней Московского двора.

После смерти Годунова к власти пришел Лжедмитрий I, ставленник польского короля Сигизмунда III. Ему присягнула и Москва, и боярская дума. Пожарский не только сохранил чин стольника, но и был назначен дворецким.

Что ж тут поделаешь – раз присягнул, надобно служить. Но уже в 1606 году Лжедмитрий был убит, и царем стал Василий Шуйский. Тому пришлось отбиваться от литовцев и поляков, разорявших русские города и веси. На борьбу с захватчиками отрядил Шуйский и полкового воеводу Пожарского.

Вскорости Дмитрий Михайлович отправился усмирять восстание Ивана Болотникова. Воевал с успехом, так же, как и против тушинского атамана Салькова. Шуйский оценил усердие Пожарского и наградил его поместьем в Суздальском уезде, сопроводив указ свой грамотой, в которой говорилось, что князь «против врагов стоял крепко и мужественно, и к царю Василию и к Московскому государству многую службу и дородство показал…»

А войны все не стихали. Не знала покоя истерзанная Русская земля. Разоряли Отечество не только поляки с литовцами, но и шведы.

Лжедмитрий II со своим войском подошел к Зарайску, где воеводой служил Пожарский. Смутьяны и изменники хотели уж отворить городские ворота иноземцам, да на их пути встал князь. Толпа долго роптала, но послушав князя, отступила.

Московские бояре позвали на царствие сына Сигизмунда III, королевича Владислава, что было страшным унижением для России. Но с тем позором смирились далеко не все. В январе 1611 года нижегородцы разослали призывные грамоты в Рязань, Кострому, Вологду и другие города. Просили соотечественников прислать ратников, чтобы «стати за…веру и за Московское государство заодин».

Тот клич был услышан, и к Нижнему Новгороду потянулись вереницы вооруженных людей. Собралось ополчение и в Рязани под командой Прокопия Ляпунова. Собрал ратников зарайский воевода Пожарский.

Народная армия, ведомая князем Андреем Репниным, в феврале 1611 года пошла на Москву. Их поддержали горожане, и в разгоревшемся сражении русские уж было начали брать верх – поляки были окружены со всех сторон. Пожарский со своим отрядом бился с неприятелями на Сретенке, и оттеснил их в Китай-город. Поляки пребывали в отчаянии, но их выручил боярин Михаил Салтыков, предложивший сжечь Москву. Изменник подпалил сначала свой дом, а вскоре город окутало тяжелое дымное облако. Перепуганные люди побежали прочь…

Дольше всех сражался Пожарский, но натиск чужеземцев становился все сильнее. К тому же князь был тяжело ранен, к счастью, товарищи князя вынесли его из боя и увезли в Троице-Сергиев монастырь.

Тем временем, враги стали уже совсем одолевать. Пал в бою Ляпунов, ополченцы стали разбегаться…

От первого до второго ополчения прошло немного времени. В июле 1611 года стала собираться новая рать. В Нижний Новгород пришла грамота и от патриарха Гермогена. В ней святой старец призывал нижегородцев стоять за святое дело, за православную веру. Весть об этом разнеслась повсюду.

Нижегородец Кузьма Минин стал собирать ополчение и средства на него. При том спешили, возможно, от того, что гнев народа и ненависть к мучителям-иноземцам, были так велики, что терпеть их присутствие на Руси было уже невозможно. К тому же разнесся слух о видении чудесного спасения Московского государства.

Минину подсказали, что командовать ратью вернее всего назначить Пожарского. Князь в ту пору жил, оправляясь от ран, в родовой вотчине, в селе Мугреево в 120 поприщах (верстах) от Нижнего Новгорода. Минин ездил к Пожарскому «многажды для уговору». Побывал в вотчине князя и архимандрит Феодосий и «изо всех чинов всяких лучших людей» – делегация била челом, прося князя взять на себя воеводство…

«Рад за православную веру страдать до смерти, – отвечал Дмитрий Михайлович, – а вы из посадских людей изберите такого человека, который бы мог со мною быть у великого дела, ведал бы казну на жалованье ратным людям. У вас есть в городе человек бывалый: Козьма Минин-Сухорук; ему такое дело за обычай».

Так Минин и Пожарский возглавили второе народное ополчение.

Рать выступила из Нижнего Новгорода в конце февраля-начале марта 1612 года. Двигались медленно – ползли телеги, повозки, шли пешие, конные. Заходили в города, получали пополнение. Людская масса становилась все гуще, конское ржание, тяжелый, разноголосый гомон и сабельный звон разносились окрест.

Армия подошла к Москве в августе и тут же вступила в сражение с поляками и частями литовского гетмана Яна Ходкевича. Схватки были ожесточенными, кровопролитными, боевое счастье сопутствовало то одной, то другой стороне. Но у русских сил оставалось больше – Пожарский отправил за Москву-реку отряд во главе с Мининым. И тот ошеломил противника внезапным ударом. Поляки в панике бежали…

Исход сражения был решен, однако враги удерживали центр города до поздней осени. Ополченцы взяли Китай-город, затем, после долгой изнурительной осады овладели Кремлем. Это произошло 4-го ноября 1612 года. Этот день в России отмечается как праздник народного единства.

Вскоре все Отечество наше была очищено от отрядов врагов. Смутное время уходило в прошлое. Наконец Русь была свободна, ее жители выбрали имя нового монарха. Им стал Михаил Романов, сын патриарха Филарета. Новой династии было суждено править Россией три с небольшим столетия…

После той великой победы Кузьма Минин прожил лишь три года. Он исполнял царскую службу, занимаясь сбором «пятины», то есть, налога «с гостей Гостиной и Суконной сотен и с черных сотен и слобод». Ему доверяли «сбережение» Москвы во время отъезда царя.

Пожарскому судьба отвела больше – десять лет. Он возглавлял Ямской, Разбойный, Поместный и Судный приказы, был воеводой в Новгороде Великом, руководил строительством укреплений вокруг Москвы.

На свои деньги Дмитрий Михайлович построил Казанский собор на Красной площади и перенес туда икону Богородицы, присланную ему из Казани и сопровождавшую при освобождении Москвы.

С того времени Минина и Пожарского стали почитать особо. Одним из первых славный дуэт восславил Михаил Ломоносов в поэме «Петр Великий». Оду героям воспели Гаврила Державин («Пожарский, или Освобождение Москвы»), Сергей Ширинский-Шихматов («Пожарский, Минин, Гермоген, или Спасенная Россия»), Матвей Крюковский («Пожарский»), Нестор Кукольник («Рука Всевышнего Отечество спасла») и другие литераторы.

Однако после октября 1917 года Минин и Пожарский превратились в отрицательных персонажей: они ведь служили царям, и в государстве рабочих и крестьян им не было места. К тому же ленинский план монументальной пропаганды предусматривал разрушение памятников, «воздвигнутых в честь царей и их слуг». Широко обсуждалась идея сноса памятника. И посему запросто мог последовать приказ порушить монумент Мартоса. К счастью, обошлось. Только в связи с реконструкцией Красной площади монумент перенесли к Покровскому собору.

Сегодня кажется странным и нелепым читать строки, написанные в 20-х годах прошлого века поэтом Джеком Алтаузеном:

Я предлагаю Минина расплавить,

Пожарского. Зачем им пьедестал?

Довольно нам двух лавочников славить,

Их за прилавками Октябрь застал,

Случайно им мы не свернули шею

Я знаю, это было бы под стать.

Подумаешь, они спасли Россию!

А может, лучше было не спасать?

В 30-х годах историческая концепция изменилась. Снова стали славить всех патриотов, защищавших Отечество, независимо от происхождения, чинов, званий. Появились исторические труды, художественные произведения, посвященные Минину и Пожарскому. В частности, была написана опера, вышел художественный фильм.

Вьюжным утром 7 ноября 1941 года Сталин с трибуны Мавзолея обратился к бойцам, уходящим с парада на фронт, находившийся невдалеке от Москвы. «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая, – сказал он. – Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!»

Так и произошло. Враг, пришедший на нашу землю, был разбит, как бывало не раз.

Источник: Столетие